Ленинград, Тифлис…

Вета быстро повзрослела; в одночасье из угловатой девочки стала стройной маленькой женщиной. У нее удлинилось лицо, густые темные волосы приобрели золотистый оттенок. Вета на людях стеснялась, чтобы скрыть неловкость, она часто улыбалась, поэтому вокруг ее больших глаз с молодости пролегла сеть морщинок. Те, кто знал Вету, запомнили мелодичный тембр ее голоса.

Марк тоже повзрослел и сильно вытянулся, стал на голову выше отца. Он сильно сутулился, близорукость заставила его с четырнадцати лет носить очки в металлической оправе. Одевался Марк небрежно. Летом и зимой на нем была гимназическая тужурка и сдвинутая на затылок фуражка с золотыми буквами ПТГ — Первая Тифлисская гимназия.

Приемные экзамены принимал директор лицея — мсье Леклерк. Экзамен длился долго, и мсье Леклерк изрядно устал. В этом году ему исполнилось шестьдесят. До недавнего времени он был директором лицея в Руане и с удовольствием предвкушал пенсию, размеренную жизнь в нормандской деревушке у моря. И вдруг такое назначение… Его уговорил Анри Лионель, университетский товарищ, он теперь заведовал канцелярией в министерстве. Соблазнил орденом Почетного легиона и прибавкой к пенсии. И вот теперь мсье Леклерк на старости лет прозябает здесь, в азиатской глуши.

Абитуриенты были в основном дети министров и чиновников высокого ранга. Французский язык они знали плохо. Мсье Леклерк задавал нарочито простые вопросы: «Где умер Наполеон? Где родилась Жанна д’Арк? Между кем шли греко-персидские войны?» Дети обильно потели и издавали неопределенные звуки.

В дверь заглянул Эрнест де Вилье, учитель словесности.

— Мсье Леклерк, я могу вас подменить…

— Ради Бога, мсье де Вилье. У меня голова идет кругом…

Де Вилье сел за директорский стол.

— Следующий…

В кабинет вошла Вета. На ней было черное гимназическое платье с белым кружевным воротничком. Волосы зачесаны назад. У нее немножко дрожали руки… Де Вилье сверился со списком.

— Напомните, как вас зовут, мадмуазель…

— Дадашефф, — сказала Вета, — Элизабет…

Де Вилье нашел ее в списке. Поставил галочку.

— Мадмуазель, не могли бы вы прочитать мне какое-нибудь стихотворение… басню Лафонтена…

Вета облизала сухие губы.

— А можно я прочитаю что-нибудь другое?.. Другого поэта?..

Де Вилье чуть заметно пожал плечами:

— Например?

— Вийона… из всех поэтов я больше всего люблю Вийона…

— А что вы знаете из Вийона?

Вийона Вета знала наизусть всего, точнее, все, что она нашла в красной книжке, которую ей оставила мадмуазель Оранш. Как началась война, обе швейцарки отправились к себе домой. До Швейцарии они добирались долго, через Швецию и Францию.

Вета закрыла глаза и стала читать «Большое завещание».

Де Вилье откинулся в директорском кресле. Что-то написал на листке. Прервал Вету.

— Спасибо. Этого достаточно. Вы свободны…

Так начался лицей. Пожалуй, это было самое счастливое время в недолгой Ветиной жизни. Ей очень нравилось в лицее. Ей нравилось там все, а особенно уроки Эрнеста де Вилье. Она замирала, когда он входил в класс. Де Вилье немного прихрамывал, ходил с тросточкой. Лицо у него было молодое, но болезненно желтоватое, тонкая полоска усов, седые виски. Когда он говорил, его лицо преображалось, блестели глаза, появлялся румянец. Он рассказывал о «Песне о Роланде», о трубадурах. Когда дошел до Вийона, попросил Вету прочитать «Большое завещание». Вета была счастлива. Когда садилась, она поймала на себе недоброжелательные взгляды, услышала шепот: «больше других надо…»

Однажды после занятий де Вилье попросил Вету задержаться. Провел к себе в кабинет — маленькую комнатку, заваленную книгами. Пригласил сесть. Раскрыл тетрадь.

— Мадмуазель Дадашефф, я прочитал ваше сочинение…

Вета замерла.

— Я исправил несколько ошибок. Их немного…

Де Вилье помолчал. Он подбирал слова.

— Но в целом, очень хорошо. У вас есть стиль… Вы знаете французский с детства?

Вета кивнула.

— Я хотел бы так знать русский…

Вета, краснея, вытащила из портфеля бумажку.

— Мсье де Вилье… я сделала опыт… я попыталась перевести на русский Вийона…

Де Вилье покрутил бумажку в руках.

— Не могли бы вы мне это прочитать?

Вета стала читать. Сперва ее голос немного дрожал, потом окреп…

Де Вилье опять помолчал.

— Спасибо, мне понравилось. Я не понял слов, но уловил ритм…

Он встал и стал искать что-то на полках.

— А кого из новых поэтов вы знаете?

Вета стала неуверенно перечислять:

— Бодлер, Рембо, Малларме…

Де Вилье достал с полки несколько томиков:

— Почитайте этих, Поль Валери, Шарль Клодель, Поль Клодель…

Он подумал и достал из ящика стола измятый томик.

— А это — Гийом Аполлинер. Он мне особенно близок. Он, как и я, прошел через войну…

Они вышли на улицу.

— Вы разрешите, я вас немного провожу…

Они шли вдоль Куры. В тот год зима выдалась удивительно теплая. С гор веял ласковый ветер. Пахло сладковатым дымом, в садах жгли старые листья.

Они расстались у остановки трамвая.

Они гуляли так каждую неделю. Вета читала стихи русских поэтов, тех, кого любила больше всего: Блока, Ахматову, Мандельштама. Однажды де Вилье попросил:

— Не могли бы вы записать мне эти слова по-французски, я попробую перевести их стихами.