Ленинград, Тифлис…

Грузия продержалась еще три месяца. В Тифлисе открыли советское посольство. Полпредом назначили низкорослого блондина с болгарской фамилией Киров. Между Тифлисом, Баку и Москвой сновали дипкурьеры. Одного из них, недоучившегося студента по фамилии Берия, задержали на границе, он вез планы расположения воинских частей. Несколько дней его держали в кутаисской тюрьме. Советское посольство заявило протест, Берию отпустили.

…Исай медленно умирал. Он так и не оправился после инсульта. Возле него суетились врачи, делали уколы. Мария от него не отходила, сидела днем и ночью. Когда силы у нее были на исходе, ее сменяла Вета. Исай лежал с закрытыми глазами, дышал тяжело, прерывисто. Иногда открывал глаза, пытался что-то сказать, повернуться. Потом затихал опять.

Занятия в лицее продолжались, но Вета потеряла к ним интерес. В особенности, когда на место де Вилье назначили нового учителя словесности, господина Мишо из Марселя. Новый учитель держался с учениками холодно и подчеркнуто вежливо; в разговоры, не касающиеся предмета, не вступал. На его занятиях было неимоверно скучно.

Вскоре после Рождества в Тифлисе появились беженцы из Армении. Сперва их было мало, потом становилось все больше. Паша и Жорж вошли в комитет содействия. Распределяли беженцев по домам. Несколько семей взяли к себе. Их поместили в квартире на верхнем этаже, там, где раньше жили англичане.

Теперь Вета в лицее появлялась редко, большую часть времени проводила с беженцами. К ним приходили сестры милосердия из американского Красного Креста. Они научили Вету делать уколы и накладывать жгуты. Вета плохо понимала язык беженцев, они говорили на западных диалектах. Составила для себя небольшой разговорник, стала вести дневник, записывала рассказы. Она подружилась с девочкой из Ани. Ее звали Сусанна, по-армянски Шушаник, ей было тринадцать лет, но глаза, как у взрослой. Шушаник плохо спала по ночам: болела плохо сросшаяся рука. Звала к себе Вету, та давала ей успокоительные таблетки. Однажды Шушаник никак не могла уснуть, таблетки не помогали, она не отпускала Вету, держала ее за руку.

— Вета-джан, спой мне песню, я засну.

— Я не знаю песен, Шушаник…

— Тогда я тебе спою, а ты слушай.

Песня была грустная и трогательная.

— Пой помедленней, Шушаник. Я запишу слова.

Шушаник знала много песен. Вета записала не меньше двадцати. Много лет спустя, уже в Ленинграде, Вета обработала свои записи, перевела песни на русский. Они вошли в книгу «Песни западных армян».

А в это время Марк строил радиостанцию. Из французских учителей ему больше других нравился мсье Риго, физик. Как-то раз в конце урока мсье Риго сказал:

— А теперь, дети, я вам расскажу про беспроволочный телеграф. Предположим, что у нас имеется кусок провода…

Автандил Джапаридзе, великовозрастный двоечник, сын министра почты и телеграфа, грубо перебил:

— Мсье Риго, вы же сказали, что телеграф беспроволочный!

Класс довольно заржал.

— Не перебивайте меня, сударь. Итак, кусок провода…

Но класс уже завелся, скандировал хором:

— Но телеграф беспроволочный!

Мсье Риго выбежал из класса в ярости:

— Дикари! Хуже сенегальцев!

Марк подошел к мсье Риго в коридоре.

— Я хотел извиниться за моих товарищей. Я очень хочу узнать, как устроен беспроволочный телеграф…

Риго провел Марка в лабораторию. Достал из ящика небольшой детекторный приемник. Подключил к сети. Протянул Марку наушники.

Марк прижал к ушам эбонитовые тарелочки и услышал, как звучит мир. Среди грохота электрических разрядов прорывались острые уколы морзянки.

— Что это, мсье Риго?

— Азбука Морзе, — Риго схватил листок бумаги и стал быстро записывать какие-то буквы и цифры.

— Метеостанция на Крестовом перевале, передает сводку погоды.

Риго покрутил ручку, и в наушниках зазвучала речь.

— Английская радиостанция в Батуми…

Риго опять покрутил ручку, и наушники заговорили по-русски.

— Говорит Баку… Передаем обращение Совета народных комиссаров к трудящимся Закавказья… Товарищи! Час освобождения пробил!..

Риго выключил приемник. Провел рукой по лицу.

— Если бы у нас была повыше антенна, мы услышали бы Париж… Эйфелеву башню…

Марк оживился.

— У нас есть дом в Коджорах. Это в горах, там высоко…

В Коджоры поехали в следующее воскресенье. Погрузили в машину катушки проводов, ящики с оборудованием.

Марк принес стремянку, зацепил антенну за верхушку тополя. Риго собирал приемник по схеме: колебательный контур… вариометр… диод…

Через две недели аппарат подключили к питанию, заземлили. Марк и Риго припали к наушникам. Опять электрические разряды, морзянка… Батуми и Баку, но гораздо отчетливей. Риго крутит ручку, и они улетают все дальше… Константинополь, София, Берлин.

Еще поворот — и сквозь дробь морзянки отчетливо доносится:

— Ici Paris!

И сразу же — аккордеон, разухабистая мелодия и женское пение.

— Это — Мистенгэт — наша лучшая певица, — говорит Риго и украдкой вытирает глаза платочком.