Ленинградская утопия. Авангард в архитектуре Северной столицы

…это
      белее лунного света,
удобней,
             чем земля обетованная,
это —
         да что говорить об этом,
это —
         ванная.

Вода в кране —

                        холодная крайне.
Кран
       другой
                 не тронешь рукой.
Можешь
            холодной
                          мыть хохол,
горячей —
                пот пор.
На кране
             одном
                      написано:
                                     „Хол.“,
на кране другом —
                              „Гор.“.

Придешь усталый,

                           вешаться хочется.
Ни щи не радуют,
                          ни чая клокотанье.
А чайкой поплещешься —
                                       и мертвый расхохочется
от этого
             плещущего щекотания.

Как будто

              пришел к социализму
                                              в гости,
от удовольствия —
                             захватывает дых.
Брюки на крюк,
                      блузу на гвоздик,
мыло в руку
                    и…
                       бултых!

Сядешь

           и моешься
                          долго, долго.
Словом,
           сидишь,
                      пока охота.
Просто
          в комнате
                         лето и Волга —
только что нету
                       рыб и пароходов.

Хоть грязь

               на тебе
                           десятилетнего стажа,
с тебя
        корою с дерева,
чуть не лыком,
                       сходит сажа,
смывается, стерва.

И уж распаришься,

                             разжаришься уж!
Тут —
          вертай ручки:
и каплет
             прохладный
                               дождик-душ
из дырчатой
                   железной тучки.

Ну ж и ласковость в этом душе!

Тебя
       никакой
                  не возьмет
                                  упадок:
погладит волосы,
                          потреплет уши
и течет
           по желобу
                          промежду лопаток.
Воду
       стираешь
                     с мокрого тельца
полотенцем,
                   как зверь, мохнатым.

Чтобы суше пяткам —

                                  пол
                                       стелется,
извиняюсь за выражение,
                                       пробковым матом.

Себя разглядевши

                            в зеркало вправленное,
в рубаху
             в чистую
                          влазь.
В лажу и думаю:
                         — Очень правильная
эта,
      наша
              советская власть.

Этот гимн советской власти, а также «мылу душистому и полотенцу пушистому», звучит в стихотворении В. Маяковского «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру». Лирическому герою повезло, ему досталась квартира с ванной, что в 1920-е годы было, как мы знаем, редкостью. И причина была вовсе не в том, что индивидуальные ванны не соответствовали концепции нового, коммунистического быта. На самом деле все было прозаичнее — система водоснабжения в Ленинграде просто не могла обеспечить все ванны достаточным количеством горячей и холодной воды.

Подача воды Главной водопроводной станцией в 1917 году составляла 102 млн кубических метров, а в 1920 — всего 84 млн. Для Петроградской (Заречной) водопроводной станции, обслуживающей Петроградскую сторону, эти цифры составляли соответственно 24 и 18 млн. Ухудшалось состояние сетей, потери воды при доставке ее потребителям выросли до 50 %. Выросли расходы на топливо для нужд водопровода (в частности, для паровых котлов), в 1913 году они составляли 25 % от общих эксплуатационных затрат, в 1922 — 74 %. Из-за нарушения транспортных связей сократилось потребления угля и выросло потребление дров. Последствия Гражданской войны сказывались на водоканализационном хозяйстве на протяжении всех 1920-х годов. Работа водопровода нормализовалась только к 1928 году.

Между тем доступ к чистой и горячей воде для населения был важен как никогда. Во время Гражданской войны (1918–1920 гг.) в России педикулез и трансмиссивные тифы приняли характер пандемии.

За этот период зарегистрировано 25 млн больных сыпным тифом. На пике пандемии в 1919 и 1920 годах средний показатель заболеваемости в России на 100 тыс. жителей достигал соответственно 3380 и 3360. Вслед за сыпным тифом шло распространение возвратного тифа: если в 1918 году заболело 17 тыс. человек, то в 1919 году больных было уже 251 тыс. человек, в 1920-м — 776 тыс. Максимум наблюдался в 1922 году — 1505 тыс. больных.

В марте 1920 года в «Окнах РОСТА» появилось стихотворение В. Маяковского «Неделя санитарной очистки»: