Также Пирогов ввел в широкую практику гипсовые повязки и первым применил во время операций эфирный наркоз. Он был не только первоклассным хирургом, но отличным организатором здравоохранения. Во время Крымской войны Николай Иванович Пирогов организовал перевязочный пункт прямо «под огнем противника» и разработал основы медицинской сортировки раненых. Все сестры, работавшие в госпитале вместе с Пироговым, делились на различные группы: дежурные сестры, сестры-хозяйки, перевязочные, транспортные, аптечные, что значительно ускоряло и улучшало работу госпиталя и т. д. Сам Пирогов говорил о важности продуманной организации медицинской деятельности в своем труде «Основные начала военно-полевой хирургии»: «Не медицина, а администрация играет главную роль в деле помощи раненым и больным на театре войны».
Также Пирогову принадлежит высказывание, во многом определившее дальнейшее развитие общественной медицины:
Другой выдающийся клиницист XIX века Матвей Яковлевич Мудров говорил о важности профилактики: «Взять на свои руки людей здоровых, предохранить их от болезней наследственных или угрожающих, предоставлять им надлежащий образ жизни есть честно и для врача покойно. И то легче предохранить от болезней, нежели их лечить…»
Здесь необходимо сделать еще одно важное отступление. Дело в том, что медицина, какой мы ее обычно себе представляем, сформировалась совсем недавно — по сути, в конце XIX и на протяжении XX века. XIX век не знал наркоза, и потому все операции были простейшими и происходили на скорость — прежде чем больной умрет от болевого шока. Если же больной переживал операцию, ему предстояло еще бороться с послеоперационными гнойными осложнениями, так как правила асетики и антисептики еще не разработали (собственно, к самому пониманию необходимости соблюдать максимальную стерильность хирурги пришли далеко не сразу). Особенно велика была смертность после полостных операций. По этой причине к кесареву сечению прибегали или когда мать уже была мертва, или если отец был готов пожертвовать жизнью матери ради рождения наследника.
Не лучше складывалось положение в терапии. Врачи не знали причин и патогенеза таких заболеваний, как инфаркт миокарда, инсульт, сахарный диабет и т. д., а не зная причин и путей развития болезни, невозможно было разработать эффективное лечение.
Поэтому когда тот же Матвей Яковлевич Мудров писал: «Не должно лечить и самой болезни, для которой части и названия не находим, не должно лечить и причину болезни, которая часто ни нам, ни больному, ни окружающим его неизвестны, а должно лечить самого больного, его состав, его орган, его силы», — это было не только признанием необходимости индивидуального подхода в лечении, но и признанием бессилия медицины как науки.
Но особенно серьезной была ситуация с инфекционными заболеваниями. Пенициллин — первый антибиотик — изобрели только в 1940 году. Первый противотуберкулезный препарат стрептомицин — в 1952 году (он оказался активен и против чумы). До этого времени единственное, что имели в арсенале врачи против воспаления легких, туберкулеза, скарлатины, холеры, дизентерии, брюшного и сыпного тифа и других эпидемических инфекций — санитарные меры: изоляция больных, карантины, и укрепление естественной сопротивляемости организма. Разумеется, такие меры были эффективны, прежде всего среди состоятельных людей, у которых были средства на полноценное питание, поездки к морю, на кумысолечение и прочее, которые могли себе позволить изоляцию от «толпы».
В народе же карантины, вооруженные кордоны, запреты передвижений часто приводили к бунтам, так как они существенно затрудняли повседневную жизнь людей, но не приносили видимой пользы.
В годы Гражданской войны, когда была разрушена государственная система, проблема эпидемий встала еще острее: люди недоедали, часто оставались без крыши над головой, были лишены медицинской помощи и ничто не останавливало распространение инфекций. Печально знаменитая пандемия испанского гриппа, начавшаяся в последние месяцы Первой мировой войны, быстро затмила по масштабу жертв это крупнейшее кровопролитие. В России от испанки погибло около 3 млн человек — т. е. 3,4 % населения (среди европейских стран такой же высокий процент смертности был только в Сербии, Хорватии и Черногории).