— Работаю на швейной фабрике. — Потапов встал. — Пошли…
— Вот это да! — сказал Давыдченко. — Вы что же, не могли остаться в стороне и так далее?
— А вам-то какое дело? — Потапов стал застегивать свою овчину и направился к дверям.
Давыдченко подошел, схватил за руку:
— Да бросьте вы!.. Сядьте, прошу вас. Есть серьезный разговор.
— Мне нельзя опаздывать.
— Да бросьте вы, Дмитрий Трофимович! У меня серьезное дело.
— У меня тоже.
— Значит, и нашим и вашим?
— По крайней мере, ясно, кто я и чем занимаюсь.
— Дмитрий Трофимович, вами интересуются большие люди. Они придумали великое дело. Создают организацию патриотов, хотят сохранить исторические и культурные ценности Ленинграда.
— Сохранить от немцев?
— А разве они не заинтересованы, чтобы все оставалось на месте?
— Вот это уже понятнее, — сказал Потапов. — Что требуется от меня?
— Участие, и все. Сам я больше ничего сказать не могу. С вами будут говорить другие. Послезавтра я жду вас в полдень на перекрестке Загородного и Ломоносова. Знаете? И мы пойдем… Не хотел говорить… но по дружбе, Дмитрий Трофимович… К вам относятся очень серьезно. Вы же знаете немецкий?
— Ну и что?
— Если идти… туда… к ним…
— Ясно. И вы сказали, что у вас есть на примете такой дурак? — спросил Потапов.
— Ну, зачем вы так, Дмитрий Трофимович?
— Ладно. Поговорим — увидим. Я опаздываю, Михаил Михайлович. Пойдемте.
По лестнице поднимались девушки с носилками. Дверь в квартиру профессора была открыта.
На улице у подъезда стояли саночки…
Из ленинградского дневника
Я только что пришел со свадьбы. Со свадьбы, черт побери! Где были и жених при крахмалке и невеста в белом платье. И были гости. И мы пили водку и кричали «горько!».
Варя Малахова из бытовой команды выходила замуж.
Свадьба в городе, где ежедневно от голода умирают люди. Пир во время чумы?
Нет! Торжество жизни над смертью!
Жених — младший лейтенант с зенитной батареи — пожелал на свадьбе быть в штатском, и девчата достали ему белую рубашку. Неважно, что рубашка была номера на три больше, жениху пришлось в январе закатать рукава как в июльскую жару. Справляли свадьбу в казарме, где жили девчата. Чистая, светлая комната, как в женском студенческом общежитии. Стол был сделан из двух половинок двери, положенных на козлы. Гостей было человек двадцать — девчата из бытовых команд и зенитчики. Все пришли со своим хлебом. Водка была зенитная.
Я сидел между матерью невесты и командиром батареи капитаном Савиным. «Пусть благодарят бога, что нелетная погода, а то я бы им дал свадьбу», — вдруг сказал капитан и засмеялся. Он вытащил из кармана фотографию жены, двух дочек и объяснил: «В Перми живут, там войны нет. Счастье. Верно?»
Мать невесты — травмайный вагоновожатый. Но трамвай теперь бездействует, и она работает в госпитале. «Дочка ты моя единственная, — сказала она нараспев. — Не такой я тебе свадьбы желала, чтоб вот так сидеть на кроватях и чтобы хлеб был самой сладкой едой. Но раз уж любовь к тебе пришла и украсила твою страшную жизнь среди покойников, совет тебе да любовь. Отцу я напишу, как все тут было, и он еще сильнее будет бить врагов. В народе говорят, что для рождения и смерти время не выбирают. И свадьбу тоже надо играть, когда любовь пришла. Будьте счастливыми, ребятки мои».
«Ура!» — закричал капитан Савин. За ним все: «Ура!»