Ленинградские повести

Кузьма Ипатьич увлекался мало-помалу. Со стула встал, двинул его ногой в сторонку, ходил перед сценой от окна на улицу к окну в сад. Говорил о трудной рыбацкой жизни, поминал погибших рыбаков, рассказывал о тысячепудовых уловах, которыми расщедрится иной раз озеро. Примечал, как один за другим проскальзывали в зал тем временем новые слушатели. И не только ребятня — парни шли, девки, взрослые под окнами задымили махрой. «Зря окошки велел распахнуть, — подумал Кузьма Ипатьич. — На голос идут». Но не остановился: не любил начатое бросать на полдороге.

Когда добрался до рыбьих нравов, стало першить в горле — от непривычки говорить так долго, должно быть. Катюшка стаканчик с водой поднесла — выпил единым духом, усмехнулся, вспомнив новоладожского докладчика. Тот лишь вертел стакан на блюдечке, за два часа только раз поднес к губам, да и то оставил нетронутым.

— Возьмем — налим! — говорил Кузьма Ипатьич. — Рыба жирная. Зимой ловим, подо льдом, когда икру мечет. Такой у него норов. Иные рыбы по весне, летом, осенью нерестуются, налим — зимой. Сладкая рыба, ценят ее за вкус. Печенку налимью в рот положишь — сама тает. В Подсосонье барин был — до революции, знамо. Дом имел, лошадок пару, в коляске разъезжал. Земля своя, лесок. И что скажешь, пропал человек через эту самую налимью печенку. До того он ее, барин, любил — платил какие хошь деньги, только подай ему любимую кушанью. Вот и берегли для него рыбаки налимов. Морозили, на ледниках до лета держали. Цену ставили, конечно, сами понимаете!.. Дом, горемычный, продал, лес, землю с рук спустил, пешком стал ходить. А печенку все ел, не мог отказать себе в этом. А уж как вконец обеднял, сам в рыбаки пошел да и утоп в проруби. Налимы, видать, его сожрали, дождались своего.

В зале посмеялись. Кузьма Ипатьич расправил на груди бороду, утерся красным платком.

— Сиг вот опять… Краса всей Ладоги! Бывало, мужики наши помнят, езживал из Питера в Набатово, вроде как на дачу, столичный протодьякон. Выйдет вечерком на улку, сядет на завалину, давай с мужиками толковать. То да се. Вот, говорит, похваляетесь сигами своими. И верно, как у вас в дому у кого кушаешь — чудо рыба. А моя кухарка изготовит — грубый скус. Отчего бы так? Смеемся. Нам-то, рыбакам, ведомо — отчего. Скуповат был отец святой. «Не транжирь деньгу! — наказывал кухарке. — Поэкономней на базаре…» Она, конечно, поэкономней-то да подешевле, не сижка возьмет, а рипуса. Рипус, известно, вроде и сиг, только помельче его да мясом погрубей, правильно это батя подметил. А как различить их, сига и рипуса? На все своя примета есть. У сига, глянешь, губа верхняя длиньше нижней, у рипуса — нижняя длиньше верхней. Из-за него, рипуса этого, разору сколько бывает. Нерестуется он под самый ледостав. А когда еще лов добычливей, как не в нерестовую пору! Вот, бывает, вдарит мороз, а у рыбаков снасти на рипуса поставлены. Вмерзнут в лед — горе народу. И рыбу упустили, и без снастей остались…

Кузьма Ипатьич откашлялся, еще водички выпил — Катя поднесла стакан, — дальше повел рассказ. Ребята сидят — рты не захлопываются, того и гляди, стрекоза заблудшая влетит. Взрослые да старые тоже слушают, удивляются: до чего складно старик говорит. Все как есть правильно, хоть в книжку бери печатай. Любой подтвердит — ничего не соврал Воронин, здорово про рыбацкую жизнь рассказал.

Смеркалось. Сторожиха внесла две лампы, когда Кузьма Ипатьич спохватился, что пора и честь знать. Пудовна к ужину, поди, ждет.

Но к ужину он поспел еще не скоро. Вопросов поназадавали — и о лучшем времени лова рыб разных пород, и о снастях, и о добычливых местах, — вертись, отвечай. Спрашивали пареньки с ломкими басками, девчушки в цветных кофтенках и юбочках коротеньких. Воронин обычно полагал, что пареньки эти только и думают, как бы в капитаны выскочить, а девчушки озабочены лишь поисками женишков. С удивлением он выслушивал сейчас их вопросы, чувствовал — шуточкой не отделаешься, отвечал как следует. Уже и шапку надел, на крыльцо вышел, а те все не отстают: то скажи да это. Хорошо, дед Антоша встретил на улице, заговорил:

— Пудовна тебя вовсе потеряла. Сходи, говорит, погляди, не заучился ли мужик? В школу, мол, пошел. Иду за тобой, а ты вон куда взлетел, в докладчики! Как в РИКе председатель — Василь Матвеев.

Кузьма Ипатьич не удержал самодовольной ухмылки. Но вдруг осекся, взгляд его зацепился за афишу, освещенную восходящей луной. Афиша была кнопками пришпилена к школьным воротам, громадное в центре ее слово бросалось в глаза каждому. Кузьма Ипатьич насупился, двинулся к воротине — напрасно Катя тянула его за руку в сторону, — прочел, шевеля губами:

Сегодня все на лекцию в школу

«БОЛЬШЕ РЫБЫ СТРАНЕ»

Лектор — знатный ловец Ладоги

К. И. ВОРОНИН

Начало в 5 часов вечера

Комитет комсомольской организации