Ленинградский дневник (сборник)

А на Юге – ужасно. Немцы прорвались к Сальску, – махнули от Ростова в неск. дней. Вот и сейчас по радио говорят – «обстановка на Юге усложняется». О Господи… Я уже ни ужасаться, ни болеть – не могу: жмуришься при каждой сводке, точно сейчас тебя раздавит. Но странное дело: хотя опасность больше даже, чем в прошлом году – есть какая-то внутренняя успокоительная уверенность: «Выдержим. Не возьмет…» Недооценка угрозы – нежелание уставшей души воспринять ее? Или то, что выжил сам в такой дикой зиме, дает эту общую уверенность? Или то, что это – «далеко, не у нас»…? Но ведь понимаю же я, что сегодня «не у нас», а завтра – у нас, и как!..

– А завтра детей закуют…
О, как мало осталось
Ей дела на свете…

Да, устала, – как все, устала от войны, – от дергающего нервы быта, от работы своей, – точно телеграфные ленточки со значками тяну и тяну из души, с болью и кровью, и расшифровываю их с мучительным трудом.

Вот Юрка поехал в полк за продуктами, – каждый этот его поход стоит и нервов, и известного унижения, – эх, как все это осточертело, как приходится перелезать через все это, как через колючую проволоку…

4/VIII-42

Ночью наша артиллерия буйствовала, и, ей-богу, это было даже приятно слушать.

Сегодня извещение – что взяли пункт Я, армия Свиридова, – видимо, Ям-Ижору? Говорят, что это хорошо, что оттуда можно ударить в тыл по Пушкину. …

После поэмы – ничего нового не написала, хотя набрала ряд заказов, и с ними надо справиться в срок, особенно для союзников, – это прозвучит у них, – о Публичке, о Седьмой симфонии.

Успех поэмы превзошел все мои ожидания. Нет смысла записывать все перипетии борьбы за нее – походы к Маханову, разговоры с Шумиловым и т. д. Главное, что с очень небольшими, непринципиальными словесными изменениями (разумеется, ненужными и ухудшающими эти строки) она была напечатана в «Лен. Правде» от 24 и 25 июля и читана мною по радио 21/VII.

И вот – огромное количество восторженных, взволнованных и несомненно искренних отзывов – от Всеволода Вишневского (который даже письмо мне прислал) – до техсекретаря С. П. И много писем – большинство с фронта и с флота, от людей неизвестных мне. Особенно дорого мне письмо одной фронтовички, Чижовой, матери, которая вместе с сыном пошла на фронт, и сын ее там погиб, «спасая жизнь друга, сражаясь за Родину». Прекрасно, что во время войны так приблизилось к человеку понятие Родины, так конкретизировалось: «спасать жизнь друга» в бою – это и значит сражаться за Родину! Она пишет – «великое спасибо от русской женщины-ленинградки», она пишет о том, как с новой силой вспыхнула в ней ненависть к врагу после прочтения поэмы… И очень дорого сегодняшнее письмо в стихах, написанное «Красноармейцем Полиной Кагановой по поручению бойцов и командиров части, где командиром капитан Кожевников и военком старший политрук Харичев».

В наивном, слабоватом стихе описывается, как читали в – ской части на фронте «Ленинградскую поэму»:

– Когда читали, в это время
Казалось, что Вы рядом, здесь,
И мы увидели в поэме
Всю нашу силу, нашу честь.
И вот, в дыму больших пожарищ,
Примите наш привет простой;
Клянемся Вам, поэт-товарищ,
Что скоро наш победный бой.

Я хожу сегодня целый день взволнованная, возрожденная и смущенная. О, милые мои люди! А мне – чем благодарить вас за это признание?! Только бы не обманывать, только бы не обмануть вас в дальнейшем – и найти в себе силы сказать вам о вас самих самое жгучее, самое сокровенное, самое окрыляющее. И я согласна ради этого вновь пухнуть и бродить в темноте, и ежиться от близких разрывов и стоклятого свиста бомб. Господи, они мне клянутся, что «скоро победный бой»! Я помню, когда я читала Коле письмо одной дружинницы у Будилкиной – «клянемся, тов. Будилкина, Вам и правительству, что ничего не устрашимся», – он сказал – «вот это авторитет…» И вот – и мне написали так незнакомые люди. И еще письма – от моряков, – «эту поэму должен знать каждый грамотный человек в СССР», и от какого-то комиссара, – «мы взяли ее на вооружение», и рассказ Ёськи Горина о том, как какой-то командир, отыскивая список поэмы, предлагал за нее ХЛЕБ, и сегодняшний подарок от дивизионной газеты, где редактором – муж Галки, Соркин, но политрук, принесший этот хлеб, консервы и сахар, сказал, что «это от всех нас», – как все это драгоценно мне, – сказать не могу.

И еще письма о «Февральском дневнике» – от О. Хузе, от Аньки Рубин, – письма из глубокого тыла, полные волнения и восторга, и письмо к А. Крону, где пишут, что «Февр. дневник» исполняет в Сибири Алиса Коонен и артисты Александринки – с громадным успехом. И т. д. и т. д.