Читаем Ленинградский панк полностью

Чувак скептически смотрит на тебя, снимает шляпу, под ней выкрашенный в зеленый цвет гребешок. Вот черт! Это же Крокодил. Его что – никто не предупредил?

– Ой, бляха! Что это за мода такая пошла встречать гостей голышом? Нудисты хреновы! Хряк постоянно жопой светит, теперь малышня начала. И что за крутейшая жаба меня чуть не сбила с ног у парадной? Что тут у вас вообще происходит? Ничего не понимаю!

– Я и сам чего-то ничего не понимаю, – говоришь ты совершенно честно.

– Ты в порядке? Сотряса нет? – Крокодил показывает на разбитую бровь. – Альбом пишем?

– Что? – Елки зеленые! А ведь не все еще просрано, Энди. Почти все. Но кое-что осталось. – Да, конечно, пишем! Постой здесь минуту, пожалуйста.

Ты убегаешь в комнату одеваться и прибираться, прятать кровавое белье, открывать окно. Все еще можно исправить – стучит у тебя в голове. Через пять минут по ковру детской комнаты ползает серьезный Крокодил, расставляет микрофоны. Ты в самодельных шортах из обрезанных джинсов и в Мурзилкиной белой футболке (она, видимо в спешке, надела твою) с задумчивым лицом наблюдаешь за его умелыми действиями. Крокодил – повелитель проводов, лучший подпольный звукорежиссер в городе, столько альбомов записал в своей квартире. Теперь вот в твоей запишет. Правда, без Дэна это достаточно сложно. Ты тяжело вздыхаешь. Тебе ужасно не хочется делать то, что сейчас все-таки придется. Собираешься с силами, берешь телефонный аппарат, набираешь номер.

– Привет, придурок! Где тебя носит? Крокодил уже здесь. Пишем, пишем. Да мало ли, что ты думал. Не буду. Да, успокоился. В порядке. В полном порядке. Да пошел ты! Сотряса нет. Наскакивать не буду. Да, знаю – вот такое ты говно. Слушай, иди ты в жопу со своими извинениями. Вернее, иди сюда. Готов, готов. Проору, как надо!

Ты кладешь трубку. Рука еще дрожит от напряжения. Поговорил! И ничего страшного не случилось. Легче стало. Неужели ты действительно его простил?

– Дэн сейчас придет, – говоришь ты Крокодилу.

И улыбаешься. Нет, это просто уму непостижимо, чувак.

Глава 60. Как отливалась сталь

В прихожей светящийся довольной улыбкой Дэн, меланхоличный Больной и возбужденный Рецептор. На полу стоит большущий навороченный катушечный магнитофон Больного. Его внимательно изучает Крокодил, запустивший эту делегацию в твою квартиру.

– Хорошая игрушка, – ставит он диагноз.

Ты выходишь из туалета и удивленно пялишься на Рецептора и Больного. Дэна очень веселит твоя реакция. Он вообще в прекрасном расположении духа. Никак не ожидал, что запись все-таки состоится.

– Приветики! – Рецептор гримасничает и игриво перебирает тонкими пальцами. – Я тут у вас поиграю немножко на фортепьяно.

– Я решил, что клавишник на записи нам не помешает, – проясняет ситуацию Дэн. – А то у тебя пианино без толку в гостиной прохлаждается. А Рецептор – гений импровизации.

– И аранжировки, – скромно добавляет гений. – Дадим джаз-панка в этой дыре.

Ты в восторге. Ну то есть всем своим видом стараешься выразить скепсис. Получается не очень. Ты-то понимаешь, что Дэн просто внаглую припахал Рецептора тащить мафон от Больного. До чего же он отвратительный тип! Мальчиш-плохиш. Но почему же ты тогда так рад, что он снова рядом? Может, Объект была права в своих подозрениях…

– Тебе же нельзя из дома выходить, – говоришь ты Больному.

– Родаки отпустили под честное слово, что я не буду бухать. Да и потом, кто же у вас будет на басу играть? А ты, я вижу, решил пойти моей дорогой? – кивает Больной на раздутый нос и разбитую бровь.

Да уж. Хорошо хоть царапина на запястье не так заметна, радуешься ты. Вот же стыдоба.

Вся компания перемещается с магнитофоном в комнату. Рецептор находит пианино в гостиной и начинает тренькать. Играет он действительно потрясно. Жаль, что инструмент расстроен. Но для панка самое то. Больной с Крокодилом занимаются установкой и подключением магнитофона. Дэн настраивает гитару. Подтягивает струны. Ты подходишь к нему максимально близко. Говоришь тихо.

– Я чего-то не понял, а где наш Тихоня? Ты что, его слил?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Браки совершаются на небесах
Браки совершаются на небесах

— Прошу прощения, — он коротко козырнул. — Это моя обязанность — составить рапорт по факту инцидента и обращения… хм… пассажира. Не исключено, что вы сломали ему нос.— А ничего, что он лапал меня за грудь?! — фыркнула девушка. Марк почувствовал легкий укол совести. Нет, если так, то это и в самом деле никуда не годится. С другой стороны, ломать за такое нос… А, может, он и не сломан вовсе…— Я уверен, компетентные люди во всем разберутся.— Удачи компетентным людям, — она гордо вскинула голову. — И вам удачи, командир. Чао.Марк какое-то время смотрел, как она удаляется по коридору. Походочка, у нее, конечно… профессиональная.Книга о том, как красавец-пилот добивался любви успешной топ-модели. Хотя на самом деле не об этом.

Дарья Волкова , Елена Арсеньева , Лариса Райт

Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Проза / Историческая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары