Ленни Голд в поисках самого себя. Агни

– О, это так просто. И так сложно для человеческого ума. Чтоб растворится в безграничной, бездонной, всеобъемлющей, бессловесной любви, надо подняться выше своего ума, разорвать границы условностей и ячества и позволить любви течь. Но это уже высшие материи, вернее, это выше всех материй. А там нет слов и определений. Там только любовь.

Последовала длинная пауза, наполненная глубоким смыслом. Но чивани прервала ее:

– Ну ладно, уже поздно, – она с громким хлопком стукнула ладонями по своим коленям, потерла их. – Пора возвращаться.

Решительно поднялась. После захода солнца темнело быстро. В приютившем их скверике начали выводить первые трели, прочищая свои горлышки, соловьи, озвучивая наступающую темноту:

– Отлично, теперь не будет видно, что я в исподнем. Как ты насчет перекусить? А вот у меня, как назло, с собой только золото, что на мне. Я думала, мы быстро обернемся. Но не вышло…

– Это не проблема.

– Отсутствие денег для тебя не проблема?

– Нет. И никогда не будет.

– И почему же?

– Потому что ты забыла, что я и земля, как ты и огонь, в союзе.

– И что это значит?

– Это значит, что у меня всегда есть или деньги, или то, что можно обменять на деньги.

– Как это?

– Вот так.

Ленни опустился на колени, положил ладони на горячую землю, закрыл глаза и начал молиться. Попросил простить его за дерзкое желание показать своему новому наставнику, как для него отсутствие денег не является проблемой.

Бхуми, казалось, вздохнула, слегка шевельнулась. Даже чивани услышала и немножко всполошилась. По поверхности земли пробежала легчайшая дрожь. Трава зашевелилась с тихим шелестом, как от прикосновения невидимых рук. Волна пошла прямо из-под их ног и разлилась в разные стороны.

Чивани ойкнула и вскочила на ближайшую скамейку, не отрывая, впрочем, изумленного взгляда от того, что она видела.

Через пару мгновений волна вернулась назад и высыпала перед Ленни все, что нашлось в сквере из потерянного жителями городка во время прогулок: несколько грязных бумажных купюр старого образца, мелкие монетки, золотое кольцо и серебряную сережку. И опять перед глазами ничего необычного. Только посвежевшая, заметно выросшая трава продолжала ластиться о колени Ленни, как кошка.

Он не смог удержаться от смеха, глядя на чивани.

– Лоло, – строго начала было она, осознавая, что над ней смеется малец. Но быстро поняла, что и вправду выглядит смешно: на скамейке, задрав оставшиеся юбки, ошарашенная, с широко распахнутыми глазами и открытым ртом, забыв о привычном ей положении дел, что это она должна удивлять. Поэтому не продолжила, хихикнула, опустила и поправила юбки.

– Вот так, – Ленни собрал деньги, подобрал кольцо и сережку, засунул их в карман, – пойдем есть?

– А то.

Но через мгновенье вторая волна высыпала к их ногам пригоршню ягод.

– Это нам на перекус, я так понимаю.

А третья – венок из ночных фиалок, невзрачных, но благоухающих.

– А это тебе, чтоб твое прошлое растворилось и не мешало тебе.

Чивани спрыгнула со скамейки на землю. Встала рядом с Ленни на колени. Трава немного отпрянула. Но цыганка надела на голову венок, вдохнув аромат летней ночи, положила ладони на землю, закрыла глаза и произнесла от самого сердца:

– Спасибо, мать.

Земля опять вздохнула, и трава вокруг прильнула к ним. Все цветы повернули к ним свои головки, мелко-мелко закивали.

– Какая нега! Какая сладость! Какой покой!

Ленни увидел, как лицо старой женщины, только совсем недавно искаженное душевной болью и омраченное горестными воспоминаниями, озарилось счастливой улыбкой и прямо на глазах молодеет. Чивани пришла в себя от неизведанного ранее восторга только тогда, когда мальчик подергал ее за рукав и невинно задал вопрос:

– Идем?

Весь город можно было бы обойти неспешным шагом за час. А у них на это потребовался целый день. День, посвященный чивани Агнес.

Они купили в ближайшей таверне провизию и вернулись к фургону. По ходу чивани настояла:

– Чтоб было все по-честному, расскажи теперь о себе.

– Да что мне о себе рассказывать, мне 11 лет всего-то. Вот мама была у меня классная, и она бы о себе, наверное, такого бы понарассказывала, – у Ленни блеснули слезы в глазах при воспоминании о матери. А потом последовала история о его счастливом детстве в Мюнхене, их частых путешествиях, доме, полном творчества и веселья, о столкновении с Адольфом, о прерванном счастье и бегстве из города из-за него, гибели матери, встрече с учителем земли. Но как только он заговорил о Каа, Нейше, Васуки, подземных мирах, чивани встрепенулась:

– А вот об этом очень-очень подробно, но после того, как поедим.

После сытного ужина Ленни начал рассказывать о встрече с нагами, но не заметил, как заснул.

– Ничего, спи, Лоло, спи, дорогой. Я потом все равно у тебя все повыспрашиваю.

Они переночевали, и с утра двинулись в Австрию, переправившись по мосту через по-летнему ленивую, разморенную жарким летом реку.

На этот раз чивани огласила цель поездки. Ею был Зальцбург, родина великого Моцарта.

Зальцбург