Ленни Голд в поисках самого себя. Бхуми

Чего не было, так это аромата одеколона, любимого модниками. Он принципиально не пользовался запахами, созданными человеком, чтобы ощущать запахи, созданные природой.

Возле него стояла трость из красного дерева с набалдашником из слоновой кости. Он рисовал пастелью в раскрытом на коленях альбоме. Коробка с мелками лежала рядом, на ней – небрежно брошенная тряпица, о которую он время от времени вытирал измазанные мелом пальцы. Движения его рук были быстрыми и резкими, взгляд прозрачных светло-голубых глаз был пронзительный и злой. В нем пульсировала гипнотическая сила и выплескивалась на всех, на кого он смотрел.

– Дяденька, а дяденька, что вы рисуете? – Вдруг услышал он возле себя тонкий детский голос.

– Тетеньку, – был ответ, не глядя.

– Можно посмотреть?

– Шел бы ты… – но, мельком взглянув на навязчивого пацана, он не продолжил фразы.

Огромные зеленые глаза, полные невинности и радости, смотрели на него снизу вверх. Он никогда не испытывал особой симпатии к детям, скорее раздражительность и досаду, но сейчас на него смотрели глаза, за невинностью и радостью которых скрывалось нечто большее. Сила. Он чувствовал ее также явственно, как и два его ангела-хранителя: огромный черный воин у ног, положивший руку на меч при приближении мальчика, и черная воительница, одетая как амазонка, что сидела рядом с ним, ступенью ниже. Чуть раньше она, закинув нога на ногу, указывала, какой мелок ему взять. Медленно и неохотно запахнула она одежду на своей обнаженной груди, как будто мальчуган мог ее видеть. Нервное лицо мужчины было дернулось, но ангел положил ему на колено руку, успокаивая, потянул носом, принюхиваясь. Ноздри молодого человека тоже судорожно затрепетали, втягивая в себя запах, исходивший от юнца.

– Как тебя зовут? – Наконец снизошел он до ребенка.

– Ленни. А тебя?

– Адольф.

– Покажи, что ты рисуешь.

– Сначала скажи, чем ты пахнешь?

– Ну, не знаю, наверное, мама сегодня утром пекла ванильное печенье…

– Нет, не то.

– Покажешь?

Адольф продолжал втягивать носом воздух:

– Что? – Он перебирал в памяти все запахи, которые раньше уже обонял и отсортировал, а потом, молча и задумчиво, протянул приставучему малому альбом для акварели, зорко наблюдая за реакцией.

На листе была изображена девушка с четко прорисованной обнаженной грудью и аморфными всеми остальными частями тела, несущая на голове что-то тяжелое. Мальчик оглянулся в поисках натуры. Напротив фонтана был лишь дом с атлантами, напрягшимися от тяжести ноши.

– Красиво, только там одни мужчины, и они – каменные.

– Я вдохнул в одного из них женское начало, – Амазонка настолько кокетливо, насколько могла это сделать закаленная в жестоких битвах воительница, поправила волосы.

– Мой маме понравилось бы, она тоже рисует.

– А где она, кстати? – Теперь стал оглядываться Адольф в поиске, наверняка, красивой женщины.

– В магазине, – вздохнул мальчик, – это надолго. Она мне разрешила поиграть возле фонтана, покормить голубей. Жаль только он не работает и голубей нет. А что это? – Указательный палец мальчика потянулся к лацкану пиджака Адольфа, на котором был приколот значок с черной свастикой на белом фоне.

– Это хакенкройц – черный крест, призыв к беспощадной борьбе с коммунистами и евреями. Хочешь, подарю?

– Хочу значок, но смысл у него какой-то зловещий. У мамы свастик много, но такой, как у тебя, у нее точно нет.

– Видать, твоя мама – истинная арийка. Почему же я ее не знаю? У меня, кстати, их тоже много. Могу показать. Здесь недалеко.

Удушливая волна безотчетного беспокойства охватила мальчика. Это амазонка встала со своего места и положила ему на плечи свои руки и, насмешливо улыбаясь, потрепала его по голове. Ленни поднял руку и тоже взъерошил себе короткие волосы, в точности повторяя ее жест. Она удивленно взглянула на своего соратника. Тот усмехнулся.

– Мама, будет меня искать, – амазонка легонько дернула его за удлиненный сверху кончик уха, он почесал его.

– Ты же сказал, что она надолго.

Амазонка пощелкала пальцами перед лицом Ленни, и он помахал рукой перед собой, вроде отгоняя невидимое надоедливое насекомое. Она начала как бы шутливо тянуть его в нужном им направлении.

– Ну ладно, только быстро. Чтобы я успел вернуться до того, как мама начнет меня искать.

Адольф резко встал, без лишних слов сгреб мелки в коробку, небрежно сунул ее, альбом и тряпку в ранец, закинул его за плечи и спустился вниз.

Шли и впрямь два шага: в подвал дома по соседству со сквером. Там было душно, влажно и так сильно и пронзительно пахло краской, что Ленни сразу же сунул нос в ворот рубашки и зажал двумя руками.

– Так пахнет победа, – новый знакомый похлопал его по плечу и подтолкнул вперед.

Какой-то человек с таким же значком, что и у Адольфа, не отвлекаясь на вошедших, вырезал из плотного картона огромную свастику. На длинном столе кипами громоздились красные полотнища с белыми кругами внутри и уже законченные шаблоны.