Леннон

После этого случая я старался максимально щадить ее чувства, но это у меня плохо получалось. Она уже поняла, что к учебе я равнодушен. Меня интересовала только музыка. И с матерью я продолжал часто видеться. Мы играли дуэтом. Слушали пластинки на ее большом патефоне. Жизнь в ней била через край, она вечно что-то выдумывала. Помню, однажды нарисовала на стене ванной огромную желтую бабочку. И приписала внизу: «Если хочешь, чтобы твои зубы были такого же цвета, как крылья бабочки, нет ничего проще: просто перестань их чистить». Время с ней пролетало незаметно. Но вот наступал миг прощания, и я воспринимал его как ожог. Миг расставания. И тут меня словно шарахало мордой об стол, потому что я вспоминал: она же меня бросила. Моя любовь превращалась в кошмарную боль. Я чувствовал растерянность, не знал, что думать, не хотел ее больше видеть, ведь она причинила мне слишком много мук, а потом я по ней тосковал, как не тосковал никогда и ни по кому другому, и мечтал поскорее увидеться с ней снова. Мое сердце без устали выплясывало этот танец. В сущности, мы с ней были очень похожи, почти одинаковые. Она была в семье паршивой овцой; читая в моем школьном дневнике замечания типа: «Прогулял урок», она почти гордилась мной. И постоянно давала мне понять, что ценит меня очень высоко. Внушала, что жизнь — вовсе не там, где остальные хотели бы ее видеть. Надо идти своей дорогой и не экономить на возможных страданиях. Именно она подтолкнула меня на создание первой группы.

Думаю, она хотела через меня пережить все то, что упустила сама. Она так мечтала петь, выступать на сцене. И в самом деле выступала, но совсем недолго. Почему — не знаю. Ей так упорно твердили, что она все делает неправильно, что в какой-то момент она решила стать домохозяйкой и этим ограничиться. Мечта о славе и богемной жизни сдулась под влиянием реальности. Зато она поддерживала меня. Я объяснил нескольким приятелям, что мы прославимся и разбогатеем, что все девчонки будут от нас тащиться, и все тут же записались в группу. Я назвал ее The Quarrymen — по названию нашей школы. Так началась история «Битлз». Можно еще добавить, что началась она в сортире. По-моему, раньше я об этом не упоминал, но сообщение о рождении группы я сделал именно в школьном сортире.

Мы приступили к репетициям. Поначалу все это выглядело довольно жалко. Неумелые ребята, набранные мной, мало способствовали будущему успеху. Зато настроены все были очень решительно, а главное, я сам верил в свою затею. Верил как никогда и ни во что. Я весь состоял из этой веры. И чувствовал себя защищенным. Довольно быстро я понял, что группа — это как панцирь. Жизнь в группе избавляет от одиночества, от необходимости решать все проблемы самому. Это наполняло меня огромной силой. Да что теперь могло со мной случиться? Именно это осознание собственной силы и сделало из меня лидера. Я изменился, и люди стали смотреть на меня иначе. В том числе девушки. Странное это было ощущение. Они прямо кругами вокруг меня ходили. Помню одну из них, она таскалась за мной повсюду. Кажется, я переспал с ней раз или два. В ту пору я любил затаскивать девчонок в кусты. Для меня это была своего рода… неопалимая купина. Но главное, я не желал ни к кому привязываться. Как-то раз к матери в дверь позвонила одна рыженькая. И пришлось мне просить сестер что-нибудь ей соврать, чтобы она ушла. Сегодня, вспоминая то время, я понимаю, что эта девушка была первой из моих группиз.

На протяжении многих месяцев мы исполняли хиты последних лет. Никак не могли сладить с аккордами и в точности разобрать слова. Выпутывались как могли. Но нам было плевать на точность. Для нас значение имела только энергетика. Мы играли в каких-то занюханных барах, где нас соглашались слушать, пока мы не получили приглашение выступить на празднике церкви Святого Петра в Вултоне. Мы страшно обрадовались, потому что знали — народу там будет тьма. Это было 16 июля 1957 года. Вряд ли я забуду эту дату. Мне про нее в последние годы все уши прожужжали. Программу устроители праздника придумали какую-то совсем уж несусветную. Если я ничего не путаю, гвоздем у них был номер с дрессировкой полицейских собак. А может, парад финских мажореток, не помню. Помню только, что я дико волновался, — слушать нас впервые пришла Мими. Мать тоже присутствовала, как и на каждом нашем концерте. Я надулся пива, и от жары меня совершенно развезло. Но стоило мне выйти на сцену, как я забыл про тошноту. На сцене я словно переселялся в новое тело.