Леннон

Чтобы выкарабкаться из этой ямы, я чего только не перепробовал. Экспериментировал с первичным криком.[3] Это когда стараешься через крик исторгнуть из себя детские травмы. Во время сеансов мы все плакали. Мне казалось, что-то такое получается, но на самом деле нет, ничего не вышло, потому что боль неизменно возвращалась. Боль — она не уходит на каникулы. Страдание вечно. А еще раньше, до криков, я испробовал тишину. Сегодня, вспоминая об этом, я понимаю, до чего я докатился, если кидался из крайности в крайность. Это спятить можно. Думал спастись медитацией. Ездил в Индию с Махариши — это такой гуру с бороденкой. Какую мы ему рекламу сделали! Вы только представьте себе! Заполучить себе в ученики «Битлз»! Все это обернулось пшиком. Он сидел у себя в ашраме, мелкий паша, да и только, а вокруг суетились всякие помощники и без конца талдычили, что он, дескать, творит чудеса. Потом начались всякие истории с девушками. Очень ему хотелось с некоторыми из них переспать, он их чуть ли не насиловал. Тут я уже засомневался. Потребовал от него объяснений, но ничего не добился. А потом посмотрел ему в глаза и понял, что он нас просто развел, как лохов. Это было жестокое разочарование. Как любовь с первого взгляда, только наоборот. Я увидел в его глазах всю ненависть, на какую он был способен. В мире в это время всех поголовно увлек дзен. А мне уже стало ясно, что наша мечта о просветлении и внутреннем покое лопнула. И еще я понял, что поиски Бога — это удел слабаков, потому что в конце приходишь к пустоте. Я вернулся домой уничтоженный. Спасла меня музыка. Из этой поездки я привез свои лучшие песни.

В общем, вы сами видите: я старался. И сейчас, когда мы разговариваем, весь мой горький опыт со мной. Мне сейчас больше всего хочется отдохнуть. Обрести чистоту. Во сне мне снится такое, что я в ужасе просыпаюсь. Меня преследуют кошмарные воспоминания. Воспоминания детства… Воспоминания об ужасных поступках, которые я совершил… Сколько же во мне было злости! Я чуть ли не голыми руками был готов убивать. А, ладно. Не знаю, надо ли вам рассказывать про все свои гнусности, хоть это и правда. Наверное, все же надо. Может, пора ступить на этот путь. Время пришло.

Сеанс второй

Йоко родила. Представляете? Я — отец. А мой сын… Мой сын Шон — гений. Я это чувствую. Раньше был Моцарт, был Эйнштейн, а теперь вот появился Шон. Ему хватило хорошего вкуса родиться в день моего рождения, в тот день, когда мне исполнилось тридцать пять лет. 9 октября 1975 года. Нет, точно, девятка — мое число. Родился девятого, с Йоко познакомился девятого. Могу еще привести десятки примеров, которые объяснят, почему я убежден, что вся моя жизнь проходит под знаком этой цифры. Готов спорить, что и умру я девятого. Эта завершающая цифра цикла. Цифра, возвещающая начало новой эры. И как раз это и произошло. Рождение моего сына сопровождалось еще одной радостной новостью. Адвокат сказал, что я наконец-то могу стать американским гражданином. После стольких лет борьбы с иммиграционной службой я становлюсь здесь своим. У меня такое ощущение, что я вдруг очутился на коврике перед дверью, за которой — нормальная жизнь. Я очень хочу пожить этой жизнью. До безумия хочу. Хочу быть рядом с Шоном. Все остальное не имеет никакого значения. Нет больше никаких «Битлз». Нет музыки. Нет Никсона. Ничего нет. Есть дом, и мы дома, сидим и наслаждаемся каждой проходящей минутой. Я стою на четвереньках, но у меня такое чувство, будто я бегу.

Я знаю, что наверстываю время, которое не сумел провести с моим первым сыном, Джулианом. Всю жизнь, за что бы я ни брался, сначала был провал, а потом все получалось. Джулиан родился, как раз когда я родился для мира. Я был сволочью, как и все, кто добивается успеха. Мы любим своих детей по-разному, потому что мы сами разные в те моменты, когда они у нас появляются. Может, в этом все дело. Он родился в неподходящий момент. И потом, я понятия не имел, что надо делать, я никогда раньше не был отцом, и у меня не было примера. Иногда мне хочется что-то предпринять, наверстать упущенное, дать ему то, что я должен был дать, но у меня ничего не выходит. Я не видел его много лет. Никогда по нему не скучал. Недавно он к нам приезжал. Но я не очень понимал, что мне с ним делать. Я даже приласкать его не мог — был на это не способен. Смотрел в его ждущие глаза и вспоминал, как сам пылко вымаливал у матери немножко тепла. Наверное, я должен был растрогаться, но нет, не растрогался, а порой просто злился. Мне случалось бывать злым… Знаю. Моя любовь к нему искажена, и ничего с этим не поделаешь. Между нами — целые вселенные холода. Отлично сознаю, что после появления Шона положение еще ухудшилось. Он же видит, что я с ума схожу от любви к этому ребенку. А когда он рос, главной для меня была любовь шприца к вене.