Это был Поль. Как всегда, не может без эффектов. Самсон, щуря глаза, разглядывал друга.
Глава 32
Поль и десяток опять перешедших на сторону короля гвардейцев окружили Самсона.
Тем временем несколько неизвестно откуда взявшихся коренастых, крепких мужчин в штатском поставили Эдолфи Маркуса на ноги. Но идти героический марксист не мог, ноги у него заплетались, поскольку все силы были отданы революции. Тогда здоровяки подхватили Маркуса под руки и отнесли вниз по склону, к машинам, стоявшим по обочинам шоссе.
– Кажется, все возвращается на круги своя? – произнес Голицын и вопросительно посмотрел на Самсона.
Самсон положил руку Полю на плечо.
– Очень красив! – сказал король, с удовольствием разглядывая друга. – Но где ты болтался все это время? Ты знаешь, меня тут едва не укокошили…
– Я мастерил контрреволюционное знамя, – с достоинством ответил Поль и показал на древко с оранжевой тряпицей, – и боролся за свою жизнь.
– Ну а вы?.. – обратился король к своим гвардейцам. – По слухам, вы недурно повеселились, пока я отсутствовал?
Гвардейцы загалдели:
– Ваше величество! Черт попутал!
– Кто же знал, что вы вернетесь так скоро, ваше величество?..
– Мы и разгуляться-то толком не успели…
– Это все Шауниц! Обещал горы золотые! Вы ж понимаете, разве тут удержишься?..
Король махнул рукой, велел им спускаться к дороге и ждать там. Король и Поль присели на траву.
– Давай, вываливай свой… – начал Самсон и вдруг его, что называется, скрючило.
Лицо короля жалко сморщилось, нижнюю челюсть свела судорога, и он… заплакал.
Поль, прищурившись, покусывал травинку и молча смотрел вдаль.
– Пусть это будет жестоко, но я все же скажу, – произнес он спокойно. – Каждая страна имеет такого короля, какого заслуживает… Возьми платок…
– Я совершенно не стыжусь своих слез, – сказал Самсон через несколько минут. – Ты знаешь, когда я плакал в последний раз?
– Знаю, мне Аннет рассказала…
Самсон укоризненно посмотрел на Поля.
Когда Самсон немного успокоился, Поль поведал ему, что он делал после того, как их разлучили в аэропорту имени королевы Виктории.
Тогда, прямо у трапа самолета, Поля, Нисельсона и Аннет отделили от охранников короля и посадили в спецмашину.
Они не могли понять, куда их везут, потому что окна были зашторены плотными занавесками:
– Ну, думаю, все, конец. И, ты знаешь, мне, еще накануне всерьез помышлявшему о смерти, вдруг совершенно расхотелось помирать.
– Когда я стоял у этой чертовой стены, я думал примерно о том же… – сказал Самсон.
– Какой стены?! Тебя что, хотели расстрелять?! Расскажи, мне страшно интересно!
– Тебе интересно знать, как расстреливали твоего друга?!
– А что тут особенного? Тебя же не расстреляли… И потом, я же все-таки писатель, и мне любопытно знать, что испытывает человек, когда в него целятся борцы за народное счастье.
– Что, что… Повторяю, мне с такой страшной силой захотелось еще пожить…
– Значит, ты поэтому плакал? Ах, прости, прости! Да, пережить такое… я тебя понимаю… Действительно, когда на свежую голову думаешь о собственной смерти, становится не по себе. И еще, когда ты из-за своей собственной дури решаешь лишить себя жизни – это одно, а вот когда какой-то недоносок присваивает себе право решать это сугубо интимное дело за тебя – это совсем другое. Согласен?
– Тебе надо выпить. Трезвый ты несносен!
– Отличная мысль! Там, – Поль рукой показал в сторону тюрьмы, – там наливают?
– Как Аннет?
– Слава Богу, с ней все в порядке. И с графом – тоже. А вот твой Шауниц оказался настоящей бестией… Он предал тебя…
Самсон засмеялся деревянным смехом. Поль спросил:
– Так ты не удивлен?!
– Я был бы удивлен, если бы он поступил иначе…
Дорого же дался Самсону его смех! Чего-чего, но только не измены ждал он от старого слуги. Как он отныне будет обходиться без утренних докладов смешного толстяка?
Ведь эти доклады – драгоценная часть жизни, это разлитая во времени традиция, которая успокаивает сильнее, чем литры валериановых капель. Но на то он и король, чтобы уметь скрывать свои чувства. Даже от друга. И он сказал:
– Чего он только от меня ни натерпелся! Несчастный старик… Предать такого изверга, как я, было для него просто удовольствием. Ну, рассказывай, как тебе удалось выпутаться из всей той истории?
– Сначала о том, как я угодил прямо в лапы к министру внутренних дел. Вот это, доложу я тебе, экземпляр! Настоящая горилла в генеральской форме! Орденов!.. Вот послушай. Привели меня к нему в кабинет и оставили с глазу на глаз. Он довольно долго рассматривал меня. Потом важно выкатил грудь и торжественно представился. Я, говорит, министр Шинкль. Сказал и замер. Только искоса на меня посматривает и костяшками пальцев по золотому портсигару постукивает. Я подумал, может, он ждет рукоплесканий? Не дождавшись, министр сварливо пробурчал:
– «Вы, конечно, еврей?»
Я разинул рот. Начало несколько необычное, не правда ли?
– «С какой это стати?» – отвечаю.