Лента Мёбиуса

Это был целый комплекс по оказанию банных и связанных с ними услуг и процедур. Здесь были и парилка с удобными скамьями и полками, и просторный бассейн, и уютный зал отдыха с вкусными и полезными для здоровья напитками и закусками, где отдыхавшие вели умные беседы, а порой заключали и договоры на свои выгодные предприятия. Были и массажные кабинеты с молоденькими или более старшего возраста девушками-массажистками – в зависимости от эротических предпочтений гостей.

А лесоповал находился в сотне с лишним километров южнее. Бригады в основном самых выносливых, физически сильных зэков работали там вахтовым методом круглый год – и зимой, и летом, и в снег, и в дождь. Готовые лесины сбивали в плоты и по окончании весеннего половодья и до ледостава гнали в низовья Енисея; уже оттуда на океанских судах лес переправляли в Китай и другие развитые страны с большими потребительскими запросами.

Деньги на уничтожении тайги наживались бесчисленными миллиардами, и не было такого преступления, перед которым останавливались бы их получатели.

На первых порах огромные многокилометровые пустоши, остававшиеся после валки леса, подвергали огню для сокрытия от надзорных органов, однако позже не стали делать и этого, потому как проще было поднести бакшиш государственным контролёрам, всегда охочим до денег и плевавшим на тайгу с её флорой и фауной.

Правоохранители предрекали мне особо тяжкую жизнь на зоне из-за нехорошей статьи уголовного кодекса, связанной с попыткой изнасилования несовершеннолетней, по которой меня обвинили среди прочего.

Только они ошиблись. В отличие от судебной системы, смотрящий по лагерю Филипп Никитич Татаринов по кличке Татарин разобрался во всём за считаные минуты.

– Ну рассказывай, что и как, – сказал он строго, когда я предстал перед ним. Так было положено: новичок должен был отчитаться за свои дела, по которым проходил на судебном процессе.

Я от начала до конца поведал историю на стройке.

– По суду выходит, – сказал Татаринов, не меняя бесстрастного выражения лица, – что ты после долгого армейского отсутствия, повоевав в далёкой чужой стране, опытный бывалый солдат, чуть ли не на пороге своего дома решил позабавиться с девчонкой-недоростком – против её воли. Не к матери родной поспешил, а бросился насильничать. Странная выходит картина, очень странная. Ну а что и как в ментовке было, когда тебя повязали?

Снова выслушав меня, Татаринов сказал:

– Мы ещё проверим, много ли правды в твоих словах и какой ты удалец на самом деле.

И проверили. Как только представился удобный случай.

В то утро я работал на пилораме, установленной в тесовом сарае с открытыми подъездами по обоим торцам. Пилорама – это такая мощная стальная конструкция внушительных размеров с вертикальными пилами в середине её для продольной распиловки брёвен.

Уже смена началась, когда трое блатных пригласили меня в не просматриваемый со стороны проход между высокими, в рост человека штабелями досок.

Один из них по кличке Архангел, сильный долговязый детина, зэк из окружения Татаринова, не сказав ни слова, рыпнулся было сбить меня с ног, но я тысячекратно отработанным приёмом рукопашного боя на автомате бросил его через себя, и он, врезавшись в стенку штабеля, мешком свалился на бетонный пол. Тут же, без промедления, в схватку вступили двое остальных. Первого, двинувшегося ко мне, я, ухватив за запястье, крутанул вокруг себя и ударил о торцы досок, и он отключился на минуту или полторы, второго же нейтрализовал лёгким хлопком пальцами по горлу.

К тому времени пришёл в себя и поднялся с пола Архангел. Я шагнул к нему, но он поспешно вскинул руки и сказал:

– Всё-всё, проверка на вшивость закончена, кха, кха, кха, на своей шкуре испытали, что могёшь, могёшь ты кое-что в драчном искусстве.

В армейском спецназе нас учили не драться, а калечить и убивать одним ударом, поэтому я действовал с предельной осторожностью, чтобы не нанести серьёзных повреждений.

Вечером после работы меня опять пригласили к Татаринову, он оценивающе взглянул на меня и сказал:

– Ладно, правильный ты чел, уважаю.

Я слегка развёл руками, мол, какой есть.

А он спросил:

– У тебя на воле какая была кликуха?

– Не понял.

– Прозвище какое было?

– Карузо. Сначала, ещё в детстве, – прозвище, а позже – мой позывной на войне.

– Карузо, вон как! Пел, что ли?

– Немного занимался и пением.

– Ну, значит, Карузой и останешься.

– Пусть будет так, мне всё равно.

– Между прочим, как там Ольмаполь поживает?

– А что?

– То, что я тоже родом из этого города. Выходец из детдома. И посадили меня впервые за пригоршню магазинных сладостей. Вот так, Карузо.

На этом моя лагерная прописка закончилась, я получил статус мужика и тем самым был отнесён к самой многочисленной и нейтральной группе заключённых. То есть к людям, оказавшимся на зоне случайно, не принимавшим участия в блатных разборках, не сотрудничавшим с лагерной администрацией и не прислуживавшим авторитетам.