Лента Мёбиуса

– V8 прав, – сказал Жоффруа. – По последним сведениям, он снял шестой номер в «Трех Парках» на неделю. Портье был очень зол, потому что этот… Кисмет разрисовал фломастером все обои. Подождите… – Он вынул из кармана листок бумаги. – Слушайте, оно того стоит: «Меня зовут Стефан, и я полагаю, что послание, которое ты написал из будущего на противоположной стене, адресовано мне. Сегодня пятница, 4 мая, почти полночь. А какое число у тебя? Я не смог прочесть все твои послания. Ты должен сказать, чем я могу тебе помочь, почему тебя разыскивают. Сюда, в „Три Парки“, заявилась полиция. Почему?»

Все трое понимающе переглянулись.

– Ясно, – сказал Мортье. – Полностью погружен в себя, замкнут, убеждения и мысли носят бредовый характер, внушил себе, что за ним кто-то следит или что он стал объектом заговора. У меня двоюродный брат шизофреник, картина похожая. Впрочем, если заглянуть в какой-нибудь дальний уголок нашего мозга, тоже можно кое-что увидеть… Ладно, так что насчет места преступления? Твои впечатления, V8?

Вик скомкал пластиковый стаканчик в ладони. Он все еще не отошел от того, что увидел.

– Давайте вспомним первую жертву, Леруа. Она своими фантазиями завлекала, притягивала к себе уродов. Она, как сирена-губительница, занималась любовью с безрукими и безногими. И наш убийца ее покарал тем же манером: соединил ее с ребенком-сиреной.

– Отплатил ей той же монетой.

– Вот именно. А в случае со второй жертвой, Кассандрой Либерман, он придумал нечто новое. Кассандра Либерман принципиально подходила к ужасам уродства только посредством фотоаппарата. Результат: убийца ее обезображивает, устраивает жуткую мизансцену и в качестве символа оставляет рядом с ней фотообъектив.

– Он приноравливается к характеру жертвы, а потом наносит удар.

– Да, он убивает, учитывая вид их занятий, их фантазий, и карает за презрение, что они питают к тем, кто отличен от них физически. Видимо, его эти отличия тоже затрагивают, как мы и заподозрили с самого начала. Ему отвратительны человеческие взгляды и точно так же отвратительно любое прикосновение, потому он и ликвидирует у жертв губы, кончики пальцев и языки. Скорее всего, он холост, плохо ладит с людьми и занимается той работой, которая позволяет избегать посторонних глаз. Ночной сторож, кладовщик, механик – в общем, невидимка. Он долго, слишком долго сносил пренебрежение, оскорбления и насмешки. А теперь, достигнув зрелости, и физической и умственной, стал убивать. Он крепкого сложения, уверен в себе, ему от двадцати до тридцати пяти лет.

– Но почему он не насилует своих жертв?

– Видимо, это его не интересует.

– А может быть, просто не способен. Может, он импотент, как Кисмет. И мстит за себя, отыгрываясь на других частях тела. Лицо Либерман он превратил в кашу, такое впечатление, что она прямой наводкой получила мину или шрапнельный снаряд. Но почему она, а не Леруа? Это ты можешь объяснить?

Вик помотал головой.

– Нельзя же сказать, что он совсем не повредил лицо Леруа, но… я не знаю. Либерман использовала больных людей в качестве моделей для фотографий и получала от этого немалую выгоду. Матадор заставил ее заплатить им всем и больше всего постарался над лицом. Ведь мы прежде всего смотрим в лицо человеку и по лицу его узнаём и различаем. Вы заметили, что 78 процентов у Леруа перешли у Либерман в 82? Чего он добивается? Достичь в чем-то ста процентов? А по какому параметру? По признаку полного соответствия? Но у Леруа рот был сведен мукой, болью. Видимо, он придает этой детали лица большое значение.

Тут к ним подошел Ван с большим альбомом в руках.

– Либерман не ограничивалась фотографиями уродства, – сказал он. – Она изучала все жестокости, которые учиняла над человеческим телом история. У нее была куча книг о пытках, об инквизиции, о вскрытиях трупов, о хирургии, но самое поразительное – вот это…

Он поднял вверх альбом.

– Он хранился в ячейке, которую нам пришлось вскрыть. То есть убийца априори не мог этого видеть. И там же находилось множество черно-белых негативов, где запечатлены страшные вещи. По всей видимости, это документы из архивов Первой мировой войны, к которым Либерман удалось получить доступ.

– Там еще хуже, чем было в компьютере? – поинтересовался Мортье.

– Там побиты все рекорды. Удивительно, что к этому приложено благодарственное письмо. С этих негативов распечатывали фотографии для фотовыставки, которая работает сейчас в лионском Музее истории хосписов. Но прежде всего…

Ван открыл альбом, вынул один из негативов и передал Мортье.

Майор поднял его вверх, чтобы посмотреть на свет. Жоффруа и Маршаль подошли к нему, и у всех троих вытянулись лица. На негативе было раздробленное мужское лицо, все в клочьях кое-как пришитой кожи. На зацепленном за подбородок крюке болтались грузы: мешки разного веса.

Искореженный образ изуродованного лица Первой мировой войны.

То, что сделал Матадор с лицом Кассандры Либерман, полностью его копировало.

Стиснув лоб пальцами, Мортье обратился к Вику: