Лента жизни. Том 3

Одного хотел я: чтобы спели мне,

Как Амур спокоен и красив.

Я к тебе летел сквозь расстояния,

Через паровозные гудки,

Чтоб прийти, робея, на свидание

С духом древней песенной реки,

Чтоб сказать простое «Здравствуй!» рощицам,

Синим сопкам и глухой тайге,

Чтоб весной над Зеей не поморщиться

Мне от ветра по большой шуге.

А когда кругом багульник вспыхнет

И меня согреет этот жар, —

Сердце на мгновение затихнет,

Молод ты иль безнадежно стар.

И пойдет, пойдет кружить-метелить

По садам черемушным дождем.

Обновят свои иголки ели,

Защебечут птицы знойным днем.

Отдрожит в мари степной пшеница,

Отцветут нехитрые цветы…

День короче, дольше вечер длится.

Лето, быстро промелькнуло ты!

И, храня терпение большое,

Средь октябрьских ранних холодов

Убирают хлеборобы сою —

Вплоть до первых девственных снегов.

………………………………

Ночь такая белая от инея,

От луны, упавшей на межу.

Приамурье, лишь тебе доныне я

Сердцем и умом принадлежу.

1963, сентябрь, Тамбовка.

Масштабность этих строк сменила тема предстоящего скорого расставания с институтом, который тоже стал родным – столько с ним было связано в яркие годы юности! А разве забудешь пожар осенью 1960 года, который лишил нас на два года родных стен и прибавил к обычным студенческим хлопотам и строительные заботы… Стихи писались как некое обращение к тем юношам и девушкам, которые сменят нас на студенческой скамье.

Наш институт

Он большой, торжественный и строгий,

Я когда-то робел у его порога.

Наш отец – он вырастил многих,

Наша совесть – судил он строго.

Он дарил нам веселые песни,

Он вручал нам глубокие мысли,

Горе, радость делили вместе,

С ним мужали и вместе выросли.

Он два раза рожден на свете —

Мы подняли его из пепла.

Наш союз нерушим и светел,

Наша дружба в беде окрепла.

Он теперь ожидает новое

Молодое племя студентов.

Он научит вас делать многое

И на многое даст ответы.

Ваш отныне он станет навечно.

Заступайте науке на службу,

Принимайте привет сердечный,

Начинайте большую дружбу.

1963, сентябрь, Тамбовка.

Однако приподнятость чувств уступила место будням учителя-практиканта, и оказалось, что занятие это не для слабонервных. Теперь понимаю, чего мне стоила улыбка над самим собой тогдашним…

На практике

1.

Дети – сущие мучители!

Отчего я стал учителем?

В классе гомон, шум и смех,

Тут уйми попробуй всех.

Тема нынче – «Звуки речи»,

В классе слышен свист «картечи»:

Из резинок бой затеян,

Так, бесспорно, веселее.

Как не стыдно, пионеры!

Принимаю срочно меры:

На ногах стоит весь класс —

Это раз;

Шевельнутся лишь едва —

Выгоняю – это два;

Коль наказывать вас скоро —

Оставляю всех без сбора;

Забираю дневники —

Пусть приходят старики;

В понедельник, хоть не надо,

Задаю заданье на дом.

Разбегайтесь по домам,

Приводите ваших мам!

……………………………

Так окончилась суббота.

Больше в школу неохота.

2.

Пролетело воскресенье,

Позабылись все мученья.

Прихожу – спокоен класс —

Это раз;

Отдыхает голова —

Это два;

Ликование внутри —

Это три;

Нет волнения пустого,

Понимают с полуслова,

Чуть вопросами затронь их —

Дружно тянут вверх ладони,

Все, что знают, отвечают,

Нерадивых дополняют.

…………………………..

Нет, неплохо все же, братцы,

Быть учителем, признаться!

1963, сентябрь, Тамбовка.

Судьбе было угодно, чтобы именно на педпрактике я повстречал Ларису Карпову, свою будущую жену, которая тогда первый год работала в должности учителя математики. Поначалу наше чувство развивалось как некое лирическое предощущение в есенинско-фольклорном ключе, а самые первые стихи, посвященные молодой математичке, сочинены были экспромтом. В перерыве между танцами не помню уж какого праздничного вечера мы зашли с нею в пустой класс, и я тут же на доске написал мелом вот эти строчки…

КарпЁнку

Ох как трудно,

Ох как невесело

Одному быть,

Всегда одному.

Ходят девушки

Мимо с песнями,

А кому поют —

Не пойму.

Ходят девушки,

Улыбаются

И смеются враз

Звонко-весело.

Голова моя,

Словно мак,

Склоняется,

И летит душа

Вслед за песнями.

Голова моя

По тебе болит.

Сердце вдребезги —

В сотни зимних лун.

А в глазах твоих

Речка,

Небо ли.

Я от ласки их

Буду вечно юн.

Вот и кончилась

Песня звонкая,

Улетела вдаль

И рассыпалась.

Ходят девушки

Всё сторонкою.

На окне моем

Снег да изморозь.

1963, октябрь, Тамбовка.

Ну а потом районо направило меня, как человека мобильного и не обремененного семейными и прочими узами, в село Зеньковка, где приспело идти в декретный отпуск учительнице русского языка и литературы. В день отъезда запуржило-замело всю округу, и это было так романтично, что строки сложились в голове сами собой, а записал я их в тетрадь уже по приезде на место новой работы.

Снежные стансы

Как я хочу, чтоб эта замять

Кружила день, кружила два,

А с ней кружилась голова,

Лишь по тебе оставив память,

О снежно-чистая моя!

Не первый раз я робок в чувствах,

Но лишь сегодня умилен,

Огромной нежностью смятен.

Мне без тебя так будет пусто!

Да, я влюблен.

Спой на прощание мне звонко,

Махни сугробным рукавом.

Я в дальней от тебя сторонке

Средь тополей ноябрьски тонких

Нашел свой дом,

1963, ноябрь, Зеньковка.