Леон

Самыми забавными поначалу мне казались лица охранников при входе. Я, конечно, отправился в турне по клубам, куда не пускали до двадцати одного года. Охранники смотрели на мое удостоверение личности, потом на меня – потом солидно кивали и пропускали, и только на дне их глаз сидела тень недоумения: что не так с этим парнем? Нет, вроде бы все в порядке…

Удостоверение было подлинное. Личность немного поддельная – я не хотел, чтобы меня узнавали на каждом углу. Взрослый мужчина, отражавшийся в зеркалах, был похож на моего отца в молодости. Мне очень нравилась эта затея.

Маг обязан быть в хорошем настроении. Поглаживая записку-разрешение в нагрудном кармане, я с трудом сдерживал широкую улыбку, которая, конечно, социально одобряема, но не настолько же дерзкая и безумная.

Роскошные интерьеры, светомузыкальные эффекты не производили на меня впечатления – роскошь я успел повидать. Нет, дело было в другом; в моем дрейфе от заведения к заведению нарастало обалденное, пьянящее чувство свободы – я вышел одновременно из всех социальных ролей, я был пришелец из ниоткуда, ни сожалений, ни ответственности, ни капли «токсичной рефлексии». С каждой минутой я все больше осознавал правоту Микеля, который отправил меня в этот трип.

Единственное, о чем я жалел, – что Герда меня сейчас не видит. Не видит, как я расхаживаю из зала в зал, ухмыляюсь, танцую, пью коктейли. Не видит, как глазеют на меня женщины. Свобода, которую я нес с собой, была ужасно привлекательной для других, они сами не понимали, чем я их так притягиваю.

Наконец я оказался в полутемном зале, где на круглых подиумах танцевали у шестов девушки, так затейливо раздетые, что у меня закружилась голова. Свобода делала свое дело; я был не коммерсант, вечно загруженный текущими делами, не ученик волшебника, корпящий над заданиями, не воспитанник, являющийся в столовую по часам. Я был даже не подросток; все, что во мне осталось несовершеннолетнего – воспоминания о запретных снах, и в этот момент все запреты упали.

Сразу несколько взглядов попытались поймать мой взгляд; ближайшая танцовщица повисла на шесте вниз головой – сложнейший трюк. У нее была татуировка на ягодице, похожая на боевой щит с воинственным гербом.

– Почему ты до сих пор один? – незнакомка уже сидела напротив, я не понял, откуда она взялась. На всякий случай проверил – нет, танцовщица продолжала змеиться вокруг шеста, а эта, похожая на нее, как сестра, была одета в темно-синее платье с таким декольте, что грудь ее лежала на столе, как два апельсина.

* * *

Через десять минут мы прыгали в желтых и зеленых вспышках на танцполе, а потом как-то сразу оказались в гостиничном номере. Клуб помещался в подвале башни, башня высилась среди полусотни небоскребов, и везде горели вывески – бирюзовые, малиновые, белые, они плавали в ночном небе и отражались в стеклянных гранях отелей. Девушка несколько раз назвала свое имя, я не запомнил.

Она сбросила бретельки с плеч, и груди-апельсины выкатились из тонкой ткани. Это не сон, подумал я, глупо ухмыляясь. Ничто мне не помешает, никто не превратится в корабль и не ускользнет. Не имеет значения ни имя, ни кто она такая – сейчас она моя, я наконец-то сделаю то, о чем мечтал, что мне снилось…

У нее был упругий, твердый и нежный язык. Пытаясь справиться с его напором, я почему-то вспомнил подсобку, где мы когда-то обжимались с Линой. Казалось бы, ничего общего – тесная комнатушка, заваленная коробками и ящиками, и огромный гостиничный номер с окном до пола, сквозь которое проступает ночной город, полный удовольствий, наслаждений, огней…

Она уже раздевала меня, уже расстегнула рубашку, уже добралась до пояса брюк. Уже я чувствовал ее ладонь у себя на причинном месте, и, судя по одобрительному воркованию, я был что надо, соответствовал высшим стандартам и превосходил их. Она пахла духами и свежим потом, а мне мерещился запах старого лака, древесной стружки и мышиного помета – как у меня в подсобке…

Не помню, что было в следующие несколько минут. Я пришел в себя в зеркальном лифте, в расстегнутой рубашке навыпуск, с безумными глазами, с перепачканным помадой голым животом. Пожилая респектабельная пара, волей случая оказавшаяся в той же лифтовой коробке, глядела на меня со смесью сочувствия и легкой брезгливости.

* * *

Ни разу за остаток ночи мне не удалось сомкнуть глаз. Я лежал, слушая, как просыпаются белки в кроне дерева, как они беседуют и ругаются. Как завывают далекие сирены полицейских и «Cкорых». Как трещат, пробуя голос, птицы.

И думал, что океан невозможно пересечь до конца, можно только прибиться где-нибудь к берегу. И что шторма ломают мачты, как спички. И что пиратов с острова уже подобрали их подельщики, и они прицельно ищут в океане Герду – чтобы отомстить.

Я был уверен, что не встану к завтраку. Но в семь утра прокукарекал будильник. После зарядки и необходимых упражнений я принял душ и спустился в столовую – ровно к семи тридцати.

– Погулял? – встретил меня Микель как ни в чем не бывало. – Развлекся?