Леонид Агутин. Авторизованная биография

Не может что-то появиться из ничего, из ниоткуда – у любого явления есть свое начало. Вот в такие моменты и всплывают в памяти само рождение сына, волшебный мир Нескучного сада, в котором прошли первые месяцы его жизни, недетские нагрузки в школьные годы, служба в пограничных войсках, институт, непростой творческий путь и другие уроки жизни…

Глава первая В Нескучном саду

«Хорошенький!» Пропажа… Топает малыш • Встреча с прошлым

В погожее раннее летнее утро 16 июля 1968 года в московском родильном доме при Первой градской больнице я родила сына весом 4 кг 50 г и ростом 52 см.

– Лёнечка, – прошептала я, когда мне, ослабленной, но счастливой, показали сына.

– Ишь ты, прямо с именем родился, – добродушно проворчала медсестра.

А мы с мужем действительно так хотели сына, что имя обговорили заранее: Леонид – в честь деда, моего отца. Фамилия же Лёне досталась папина – Агутин (по словарю Владимира Даля, агути – южноамериканский золотистый заяц, агу – вызов младенца на улыбку).

Когда в роддом позвонила моя мама, чтобы узнать, как обстоят дела, медсестра, показывавшая мне сына, так и сказала ей, что родился именно Лёня.

Ошеломленная и обрадованная, мама поспешила передать эту радостную новость моему мужу, который всю ночь дежурил у телефона, но не сумел первым услышать о рождении сына лишь потому, что под утро от усталости и напряжения уснул.

Как было заведено в роддоме, кормить новорожденных нянечка приносила, держа на руках сразу двоих младенцев, а моего принесла одного:

– Тяжел больно, видно, умным будет, – сказала она, а затем, наклонившись ко мне, тихонько, чтобы не обидеть других женщин, добавила, отдавая драгоценный сверточек: – Хорошенький!

* * *

Жили мы тогда на Ленинском проспекте около площади Гагарина, в семиэтажном кирпичном доме № 24, на последнем этаже, в огромной трехкомнатной коммунальной квартире. Мы вместе с мамой, которую все ласково называли «бабуля», занимали одну комнату, а две другие – молодая семья с ребенком и мой родной брат с женой и дочерью.

В нашей комнате, сколько я себя помню, всегда было уютно и чисто – бабуля любила порядок и постоянно следила за этим. Круглый стол всегда был накрыт шелковой скатертью, и в любое время года на нем стояла ваза с цветами. Белоснежные накрахмаленные занавески на окне дышали свежестью.

А какой у нас был пол! Паркет из натурального бука красно-желтого цвета, красиво выложенный елочкой и сверкающий, как зеркало. Один раз в неделю мама намазывала его мастикой, и мы с братом старательно натирали его.

Когда еще была жива моя бабушка, мамина мама, она сшила из старой шинели тапочки и подарила их мне:

– Катайся, внученька, в них, как на коньках.

И я с удовольствием это делала. Моя забава вскоре понравилась брату Вадиму, и он потребовал себе такие же тапочки. Мы весело катались на «катке», выполняя нужную работу. Мама хвалила нас, делая вид, что не замечает огрехов, а потом потихонечку дотирала нетронутые углы.

Наша бабуля была сама опрятность. Одевалась скромно, но со вкусом. И даже дома ходила с легким макияжем и в платьях с белыми кружевными воротничками.

Она много лет проработала заведующей библиотекой «Передвижной фонд» на площади Ногина, страстно любила книги, относилась к ним, как живым существам, и читала почти до последних дней своей жизни. Не случайно эта интеллигентнейшая женщина считала главной семейной ценностью книжный шкаф, который ей подарили друзья в связи с рождением ее первенца Вадима. Тоже выполненный из бука, со стеклянными дверцами, закрывающимися на ключ, этот шкаф – ровесник моему брату, им же много лет спустя собственноручно отреставрированный – живет в его семье и по сей день.

Несомненно, другим особенным предметом нашей обстановки был большой черный рояль. Мама купила его сразу после войны, выкроив из своего более чем скромного бюджета нужную сумму: уж очень она хотела, чтобы я занималась музыкой. Иногда, вечерами мама сама садилась за инструмент помузицировать, и тогда всем нам становилось светло, уютно и радостно.

Потом этот рояль послужил и моему мужу Николаю Петровичу, который окончил вокальный факультет Музыкального училища им. Гнесиных. Он тогда работал в Москонцерте, хорошо разбирался в эстрадной музыке, и сам сочинял, как мне казалось, неплохие песни.

Вскоре после нашего переезда в новую квартиру, о чем еще речь впереди, последовал размен комнатами в коммуналке: мама заняла маленькую, а семья брата – большую. Роялю места не осталось, и с ним пришлось расстаться. Бабуля плакала, как будто теряла близкого человека. Но продавать рояль не захотела и подарила местному детскому клубу.

Окно нашей комнаты выходило в маленький скверик между домами, который, однако, не спасал нас от шума проспекта. Впрочем, никто и не обращал на это внимания. Привыкли. Мы засыпали и просыпались под гул машин.