Леонид Брежнев. Величие и трагедия человека и страны

Брежнев извлек выгоду из ситуации террора, при исключениях из партии других выступал с самообвинениями. Но не он руководил событиями, он сам находился под угрозой обвинений и ареста. Брежнев не выступал за форсирование репрессий и не был сторонником крайних мер, не продвигал «разоблачения» и аресты своих коллег, но точно так же не мог и уклониться от показательных «проработок» «врагов народа» и «вредителей». В качестве депутата горсовета и члена горкома партии ему приходилось определенным образом вести себя по отношению к обвинениям, выдвигавшимся НКВД. Брежнев избрал курс, который, насколько это было возможно, не вредил ни другим, ни себе. Необычно, что Брежнев не боялся характеризовать себя как «доморощенного человека», т. е. в уничижительном смысле «простодушного», чтобы объяснить незнанием и доверчивостью свою мнимую вину в том, что не распознал врагов народа. Он пошел еще дальше, утверждая, что его чуть ли не заставили занять эти посты. Учитывая все, что нам известно о нем из 1920-х и начала 1930-х гг., его нежелание занять должность заместителя председателя горисполкома кажется искренним. Брежнев не хотел ни подставлять себя под удар террора, ни уходить в политику, фактически меняя профессию. Другой личный акцент Брежнев сделал в рамках заданного нарратива, попытавшись поднять дискурс вредительства на объективный уровень инфраструктурных проектов. Как бы там ни было, это серьезные свидетельства того, что Брежнев не поддавался истерии Большого террора. Судя по всему, он понимал, что людей (и его в том числе) посылают на верную смерть, так как в народном хозяйстве не были достигнуты те результаты, которые планировались.

Аресты и исключения из партии продолжались и после ноября 1937 г. Руководство горсовета неоднократно менялось: в марте, мае и сентябре 1938 г.305 Первый и второй секретари назначались только в качестве «исполняющих обязанности», оставаясь в должности лишь несколько месяцев. Брежнев работал теперь под руководством Г. И. Жупинаса, который уже в конце января попросил снять его с должности первого секретаря, и второго секретаря А. И. Трофимова, в марте последовавшего за Жупинасом и смещенного в итоге за то, что он «слабо и недостаточно руководил работой Горсовета»306. Наряду с «конфликтными делами», т. е. исключениями из партии, на повестке дня заседаний бюро горкома стояли многочисленные неотложные задачи, причем их неисполнение могло быстро привести к новым обвинениям во «вредительстве». В протоколах отмечается, кто говорил на какую тему, так что мы знаем, по каким вопросам высказывался Брежнев, но не знаем, что он говорил. В качестве руководителя отдела строительства и городских предприятий он обсуждал положение колхозов и машино-тракторных станций, состояние городской организации торговли продовольственными товарами, кампанию по весеннему севу и работу хлебозавода307. В начале марта оргбюро обязало его позаботиться о том, чтобы ремонт театра им. Шевченко был завершен до начала осеннего сезона308. За плохое состояние здания нескольких секретарей горкома объявили врагами народа. Брежнев заботился о том, как добираться в город рабочим, жившим еще в весьма отдаленных деревнях, открыл трамвайную линию и стал членом комиссии, регулировавшей передачу судов из собственности завода – городской судоходной компании309. Вместе с новым первым секретарем горисполкома Трофимовым на него возлагалась задача найти для избирательных комиссий пригодные помещения, и ему пришлось высказать свою точку зрения, почему не выполнялись предписания Центрального комитета ВКП(б) и Совнаркома СССР по снабжению днепровского региона электричеством310.

Время, когда исключения из партии и аресты шли одновременно с постоянной сменой руководства горсовета и лихорадочным выполнением планов и заданий из Москвы, было, очевидно, крайне напряженным и изматывающим нервы. Вероятно, из-за многочисленных арестов в своем окружении Брежнев жил в постоянном страхе, ожидая ареста. Мы не знаем, как он выходил из этого состояния, проводил ли ночи без сна, как многие другие, ждал ли, что НКВД арестует его, гнал ли прочь мысли об опасности или топил их в работе на износ. «Мемуары» Брежнева описывают Большой террор как «интересное время», когда люди изумлялись подвигам своих современников и радовались тому, как рос город: «Настоящее торжество было, когда красные вагоны побежали через весь город. Помню, как возвели (за шестьдесят два дня!) красивое здание, в котором и сегодня помещается Дворец пионеров, как комсомольцы строили стадион, как появились у нас “высокие” дома в четыре этажа, с балконами и широкими окнами… больше стало товаров в магазинах, народ приоделся, жизнь становилась лучше – этим и памятно мне время работы в Днепродзержинске»311.

Спаянные террором