Кстати, сам Эфрос к Смехову относился неплохо: когда в печати вышла статья Евгения Суркова о спектакле «На дне», где автор обо всех исполнителях отозвался лестно, а Смехова раскритиковал, Эфрос первым пришел успокоить актера. Спустя пару месяцев после этого Смехов «отблагодарил» режиссера: ушел в «Современник». А спустя год и вовсе оскорбил, исполнив со сцены сатирические куплеты, где значилось имя Эфроса. А потом… Впрочем, об этом речь еще пойдет впереди.
К счастью, в последние годы свет увидели не только мемуары Смехова, но и других людей, кто изнутри наблюдал за тем, что творилось в Театре на Таганке в середине 80-х. Например, книга Ольги Яковлевой «Если бы знать…» Приведу из нее отрывок, который трактует коллектив театра совсем с иных позиций:
«Мне они не казались „артелью“ – это было полупьяное сообщество в мире театра, постоянно воспроизводящее ситуацию скандала и обструкции по отношению к власти; не будь этих обструкций, половина их общественной славы улетучилась бы…
При этом оставался вопрос: обструкция-то обструкцией – а вот отношения с властью? Это что же за власть такая, вы к ней, якобы, в оппозиции, вы ей все время фиги показываете в кармане – и та же самая власть выстроила оппозиционному театру огромное новое здание? Какая здесь логика? Художники, которые находились в оппозиции, даже внутренней, скрытой, не очень-то получали помещения и главрежство. А тут «оппозиционерам» выстроили этакий огромный театр-ангар, вполне, впрочем, современный, и говорят: «Владейте им, оппозиционеры, – оппозиционеры по отношению к нам!» Какая-то тут была нестыковка. Или власть была хорошей?!
Начались репетиции. Конечно же, фрондирующая часть труппы – состоящая, собственно, из четырех ведущих актеров, – продолжала фрондировать и на репетициях. (В этом спектакле были задействованы следующие «звезды» «Таганки»: Валерий Золотухин, Алла Демидова, Вениамин Смехов, Зинаида Славина, Леонид Филатов, Иван Бортник, Наталья Сайко, Константин Желдин, Юрий Смирнов, Александр Трофимов, Инна Ульянова, Феликс Антипов и др. – Ф.Р.
) Демонстрировали, что они свободны: могут приходить на репетиции или не приходить, репетировать или не репетировать либо репетировать и одновременно фрондировать.На репетициях они предлагали разные штампы из старых спектаклей Любимова: надеть какую-нибудь там резиновую шапочку с дырками, вытащить в эти дырки волосы, – им казалось, что это смешно и содержательно.
Эстетика их была мне чужой. Видимо, так же как и им – художественный мир Эфроса. Казалось бы, тоже условный, поэтический театр, как и у Любимова, – но поэтика у этих режиссеров была принципиально разная. Как объединить «артельность», синеблузовскую резкую манеру с тонким психологизмом Анатолия Васильевича? К тому же они приходили на репетицию или полупьяные, или пьяные. Или не приходили вовсе. На каждую роль было тогда три исполнителя. И если сегодня выстраивалась, допустим, линия Клеща с одним актером, Золотухиным, то на следующий день Золотухин не приходил, а приходил Филатов. И точно так же, со всеми деталями, Эфрос снова три часа терпеливо объяснял ту же десятиминутную сцену, которая репетировалась накануне. А через два дня не приходил Филатов – выходил на сцену третий актер, которому опять с теми же подробностями, терпеливо Анатолий Васильевич показывал тот же рисунок.
Анатолий Васильевич исповедовал терпимость, но и он иногда приходил в отчаяние со всей своей терпимостью и всепрощением. Актер две недели не приходил на репетиции, а потом являлся как ни в чем не бывало. И Эфрос мне говорил: «Знаете, он даже не чувствует вины. Как же так?» Это ему было непонятно, как были непонятны, чужды страх, наушничество, подхалимство. И еще – зависть…
Труппа была неоднородна: одни – талантливы и известны, вторые – «середняки», те, без которых театр не может обойтись. Эти вели себя скромно, достойно и более или менее творчески. И были те, которые обычно почти не участвуют в творческом процессе, так называемая «группа поддержки» – эти уже ничего не затевают, не надеются ни на одного режиссера и ничего для себя не ждут…»
Глава двадцать третья
От премьеры к премьере
Тем времнем Филатов, живо участвуя во всех таганковских делах, перемежает их с работой в кино, продолжая сниматься в фильме «Успех». С 21 марта по 27 мая
съемки проходят в Москве в очень плотном ритме. Только один раз Филатов сорвал съемку, когда 11 мая не смог вырваться из театра на съемочную площадку. Съемки велись на «Мосфильме» (в павильоне № 10 были выстроены декорации театрального зала, актерских гримуборных, общежития и квартиры матери), а также в филиале МХАТа (там снимали фойе театра и закулисье) и в двухкомнатной квартире на постоянно действующей строительной выставке на Фрунзенской набережной (там снимали квартиру Олега Зуева, которого играл Александр Збруев).В один из тех дней на съемочной площадке побывала корреспондентка журнала «Советский экран» Н. Лазарева, которая так описала увиденное: