Леонид Филатов: голгофа русского интеллигента

Леониду Филатову в недавнем фильме «Грачи» выпало сыграть надменного сверхчеловека, убежденного воспитателя негативной, злой духовности в слабом, безоглядно доверившемся ему существе. Теперь его герой, следователь Хлебников, – полная противоположность: врачеватель, лекарь душевных нарывов, и мы видим, насколько это непростое дело. По той хотя бы причине, что оно требует всего тебя. Их много: после Толи еще один такой же подопечный, стриженный под нулевку, радостно вваливается к тебе – добрым отношением к нему ты как будто дал вексель на вечную поддержку, на бесконечное терпение, на полное сострадание, что бы там ни произошло. Для этого, пожалуй, надо быть святым.

Герой Филатова – всего-навсего живой человек. Он отзывчив и самоотвержен, он возится с чужими бедами и по долгу службы, и в свободное время. Но в ярости, с которой он обличает остальных, не пожелавших пальцем пошевелить, чтобы помочь попавшему в беду, чувствуешь какое-то внутреннее жжение, горький вопрос совести: что-то главное, чего ждал от него Толя, все-таки осталось без ответа. Он как рыцарь из баллады, что отдал нищему половину своего плаща, а позже спохватился: почему не весь? Что за великодушие «от сих до сих»?

Такова истинная тема фильма, она могла бы стать главной в произведении. Не риторическое «кто виноват?», не «фундаментальное» открытие, что из одной и той же семьи могут выйти преступник и общественно надежный человек, не нагнетание драматизма: сорвался или еще нет, сорвется сегодня или завтра?.. А неистребимая надежда, даже у самого падшего, на понимание, на помощь, на предельную душевность. Вот это и остается итогом картины: сиротливые глаза Тредубенко. Они вглядываются с ожиданием».

Поскольку на тот момент Филатов входил в когорту самых популярных актеров советского кино, многие советские печатные издания соревновались за право взять у него интервью. Поскольку в этих публикациях наш герой приоткрывает завесу над своей личной жизнью, воспользуюсь ими для своего рассказа о нем. Вот отрывки из интервью Филатова газете «Московский комсомолец», которое вышло в конце августа 1984 года. В нем актер рассказал следующее:

«Как и у большинства актеров, у меня практически нет свободного времени. Уже шесть лет работаю без перерыва и отпуска. Определенного режима дня нет, потому что снимаюсь то в одной, то сразу в двух картинах. Плюс к тому театр и житейские хлопоты. Домой прихожу часто за полночь. Семьи почти не вижу.

А с другой стороны, жаловаться на все это нельзя. Я, например, боюсь отдыха. Ну, высплюсь, почитаю. Потом начну прислушиваться: что-то телефон молчит. Может, случилось что?..

Почту я получаю очень разнообразную. Бывают письма теплые, добрые, умные. А бывают капризные. Например: «Неужели трудно мне позвонить? Я пишу уже в шестой раз…» Или, скажем, студенты: «Мы ждем тебя! Извини, что на „ты“, но ты такой свой парень. Приезжай на вечер…»

Недостатки у меня, конечно же, есть. При всей реактивности своего существования я очень мягкодушен. Почти не умею говорить «нет». А это надо иногда делать, потому что из-за этого неумения я зачастую подвожу людей».

В другом интервью, которое Филатов дал ленинградскому журналу «Аврора», он рассказал о своих взаимоотношениях с пасынком Денисом. Цитирую:

«С сыном я потерпел поражение в своих воспитательных экспериментах. Как-то говорю ему: если хочешь стать интеллигентным человеком, прочти всего Пушкина и все, что о нем написано. Он, не раздумывая, схватил томик Пушкина – кому же не хочется в глазах собственного отца в пятнадцать лет стать интеллигентным человеком! Прошел день, другой. Сначала устал, потом надоело, а еще немного погодя он понял, что пустился в плавание по океану, у которого не видно берегов. И бросил. Виноват, конечно, я, потому что поставил задачу, требующую умения синтезировать, и решить ее можно было только последовательно, не спеша, и желанный результат не мог быть получен сразу… А как заманчиво!

Так же произошло и с изучением английского. Я предложил ему: выучи таблицу неправильных глаголов – и заговоришь по-английски. Опять вроде бы сущая безделица – какая-то таблица… Так же схватил учебник, но скоро понял, что ни завтра, ни послезавтра по-английски не заговорит, и остыл. Я-то рассчитывал на систематический автоматизм зубрежки, когда количество неминуемо переходит в качество, но это длительный процесс.

Сразу, сейчас, сию секунду, моментально – вот что может заразить подростка, вот чего он жаждет, что может оценить. Скажем, ты долгое время учил его не быть трусом, и сам в трудную минуту доказал, что не трус. В другой экстремальной ситуации – не разочаровал несоответствием слова и дела. Вот тогда его любовь, завороженность утраиваются. Убежден, не последнюю роль в завоевании доверия подростка играет личное обаяние…»