Леонид Филатов: голгофа русского интеллигента

Из слов Филатова сбылось лишь одно – про эмоциональный шок. Правда, он имел в виду очистительный шок, тот, который делает человека более нравственным. А тот шок, который принесет с собой кинематограф конца 80-х – начала 90-х, как уже отмечалось, никакого отношения к этому не имел, поскольку ставил перед собой совсем иную цель – окунуть человека с головой в дерьмо, чтобы он позабыл про все благие установки, которые культивировала советская мораль. Либералам надоело быть хорошими, и они решили поиграть в плохих, причем с явной целью погреть руки на человеческих пороках (кооперативное кино буквально озолотило многих киношных перестройщиков). Эта игра в «плохишей» стала настолько модной, что ею заразилось почти все общество и как стадо баранов ринулось за своими пастухами. Благодаря этому (в том числе и перестроечному кинематографу) и стал возможным развал СССР, приход к власти Ельцина, «шоковая терапия» и остальные прелести «демократии по-российски».

Но вернемся на съемки «Претендента».

В Братиславе группа пробыла до 17 июня, после чего отправилась в другой чешский город – Песчаны. А перед этим Филатов взял небольшую паузу в съемках и съездил в другой чехословацкий город – Карловы Вары, где проходил XXV Международный кинофестиваль. Поехал он туда не ради праздного любопытства или чтобы развеяться – там ему был вручен приз за лучшее исполнение мужской роли в картине Александра Зархи «Чичерин». Самого Зархи тоже не оставили без награды: он получил премию от Союза чехословацких работников театра и кино «за творческий вклад в развитие советской революционной кинематографии». Впрочем, эти награды можно назвать утешительными, поскольку большого фурора «Чичерин» на фестивале не произвел. Как напишет в журнале «Советский экран» критик Н. Савицкий: «Факт остается фактом: „Чичерина“ на фестивале встретили доброжелательно, с вежливым интересом, но не более того. И не за что тут быть в претензии…»

Кстати, премьера фильма в Советском Союзе состоялась в том же мае – месяце, когда в Советском Союзе громили киношных авторитетов. Поэтому официальная критика встретила «Чичерина» прохладно, чего нельзя было себе представить каких-нибудь два-три года назад, когда любое произведение мэтров оценивалось только по высшей категории. А тут получилось наоборот. В майском номере журнала «Советский экран» критик Андрей Шемякин прошелся по «Чичерину», что называется, от души. Это была не зубодробительная критика (ее время еще впереди), но все равно критика, к которой такой мэтр, как Александр Зархи, явно не был приучен. Цитирую:

«В богатой событиями жизни своего героя – наркома иностранных дел молодого Советского государства, выдающегося дипломата, отстаивавшего миролюбивые принципы ленинской внешней политики, авторы фильма „Чичерин“ акцентируют два поистине ключевых момента – моменты величайшего драматизма и величайшего торжества. В 1918 году Георгий Васильевич Чичерин подписал Брестский мир, условия которого были продиктованы революционной России с позиции силы, в 1922 году – добился ошеломившей весь западный мир победы в Рапалло – заключения с Германией договора, разорвавшего кольцо экономической и политической блокады…

Авторы фильма (сценарий его написал А. Зархи вместе с доктором исторических наук В. Логиновым), обращаясь к первым страницам истории советской дипломатии, ограничиваются общими контурами политических событий. И хотя формально мы все время видим героя, как говорится, «при исполнении», в детали его деятельности нас не вводят.

Вот, например, история заключения Брестского мира. Вынося перипетии политической борьбы за скобки, фильм акцентирует нравственный драматизм ситуации, в которой оказался Чичерин, подписывая договор. Разные люди – и старик архивариус (Ю. Катин-Ярцев), и девушка на митинге, и полковник Скопин (А. Ромашин) – говорят о недопустимости мира с империализмом, с Германией, захватившей часть нашей страны и оставляющей за собой эти области. И цену этого мира Чичерин узнает сполна: его сотрудник Скопин (а у него немцы убили всю семью!), посланный им для подготовки переговоров, выполняет поручение, но смириться с таким унижением не в состоянии, и полковник пускает себе пулю в сердце. Сразу же гремит туш: мир подписан. Историческая необходимость и правда конкретного человека столкнулись.

Драматичен ли эпизод? Безусловно. Приоткрывает ли он душевные борения героя фильма? Несомненно. Показывает ли реальные обстоятельства борьбы, разгоревшейся вокруг заключения Брестского мира? Думается, что только отчасти. И в дальнейшем авторы будут избегать изображения сложностей политической обстановки. Экранное время будет щедро (порой с нерасчетливой щедростью) отдано рассказу о том, как Чичерин-человек реагирует на обстоятельства, в которых действует Чичерин-дипломат. Но поскольку судьба героя теснейше связана с судьбой молодого Советского государства, такой способ повествования во многом приводит к иллюстративности (особенно это ощущается в первой серии)…