Леонид Гайдай

Леонид Иович неспроста всегда подчеркивал свою приверженность именно к эксцентрической комедии. К установкам на жизнеподобие в кинематографе веселого жанра режиссер относился скептически. В близком кругу он называл этот метод «вонючим реализмом» и с начала шестидесятых годов в работе неизменно уклонялся от столь претившего ему, говоря словами сыгранного Пуговкиным режиссера Якина из «Ивана Васильевича…», profession de foi[17].

«— Наверное, — говорит В. Бахнов, — если очень постараться, можно найти в фильмах Гайдая и трюк ради трюка. Но одно я знаю твердо — он их не любит. «Питкинизм», — говорит он в таких случаях.

Что такое «питкинизм»? Это трюк, не оправданный никакими жизненными обстоятельствами, аналогиями. Питкин может упасть с высоты восьмиэтажного дома, встать, отряхнуться и пойти как ни в чем не бывало. У Гайдая должно быть объяснение: реальность характера или ситуации. Смешное возникает не от абсурда, смешное — это утрированная реальность. Очень часто в том или ином эпизоде можно было бы обойтись без трюка. Помните, в «Двенадцати стульях» мадам Грицацуева в погоне за Остапом бросается на транспортер и застревает под мостиком?.. Можно было так и снять застрявшую мадам. Но Гайдай снимает результат: движется лента транспортера, а на ней сумочка… Так намного смешней. На маленькие трюковые детали, которые создают настроение комедии, вызывают смех, Гайдай щедр чрезвычайно…

— Этим нашим фильмом, — заключает Бахнов, — мы как бы завершаем трилогию, в которую вошли произведения классиков советской сатиры: Ильфа и Петрова, Булгакова, Зощенко.

— Когда вы приступаете к эксцентрической комедии… — начал было я, но Гайдай не дал мне закончить:

— Я не знаю, эксцентрическая она или еще какая. Это нам потом критики всё объяснят…»^{188}

Эта статья предоставляет редчайшую возможность хотя бы слегка прикоснуться к гайдаевской «кухне» — тому, как именно придумывались и запечатлевались общеизвестные эпизоды из всеми любимых комедий. В случайный день на съемочной площадке оказался корреспондент — и теперь мы знаем историю создания крохотного кусочка из «Не может быть!». Несомненно, не менее интересно было бы прочитать о любом другом рабочем дне гайдаевской группы, но, к сожалению, иных подобных свидетельств практически не осталось.

В заключительной новелле «Свадебное происшествие» Гайдай снял массу своих любимцев — Вицина, Куравлева, Крамарова, Ронинсона, Сергея Филиппова. Зато все ключевые женские роли исполнили актрисы, снимающиеся у Гайдая в первый и последний раз: Людмила Шагалова, Светлана Харитонова, Валентина Теличкина, Эве Киви.

Впрочем, последних двух актрис Гайдай пробовал в свои прежние фильмы. Киви могла бы стать Анной Сергеевной в «Бриллиантовой руке». Лишь во время съемок «Не может быть!» эстонская красавица узнала, почему Гайдай предпочел ей Светличную.

— В тебе не было внутренней наглости, — объяснил Леонид Иович.

А перед съемками «Свадебного происшествия» Гайдай настоял, чтобы Киви перешла на особую диету (как в случае с Крачковской во время съемок «Ивана Васильевича…»). Режиссеру требовалась пухлая блондинка, которая контрастировала бы с худощавой брюнеткой-невестой, главной героиней новеллы.

Невесту сыграла Валентина Теличкина. По ее словам, в свое время Гайдай без всяких проб предлагал ей роль царицы в «Иване Васильевиче». Но актриса отказалась, так как посчитала, что не справится. Тем не менее в «Не может быть!» Гайдай пригласил ее на одну из главных ролей. Однако и в этом случае у Теличкиной были сомнения.

«Знакомы мы были очень короткое время, — рассказывала актриса. — И роль в фильме «Не может быть!» у меня была небольшая. Но я счастлива, что снималась в этом фильме. Не знаю, как обычно Леонид Иович проводил пробы. Что касается меня, то, получив приглашение сниматься, я сама попросила сделать пробы. Я понимала, что режиссерский почерк Гайдая не рассчитан на реалистическое воспроизведение, на психологическое погружение в образ, как мне часто до того приходилось играть, как я привыкла и любила делать. Но мне хотелось вписаться в его стиль, не выпасть ни в коем случае из яркого актерского ансамбля и попробовать себя в новой ипостаси.

Помимо всего, играть Зощенко всегда интересно. Но смогу ли я? Надо было создать очень острый характер, сыграть жуткую женщину, каких я просто не знала и не соотносила с собой. Мне нужно было за что-то спрятаться. Ведь изнутри невесту Володьки оправдать трудно. Значит, надо было найти что-то вовне, чтобы быть убедительной. Так возникла идея изменить облик, моя идея. Хоть мне сказочно везло на режиссеров, но всё же я привыкла надеяться прежде всего на себя.