Зощенковские тексты, в которых почти отсутствует действие и главенствует сугубо языковой юмор, Гайдай расцветил целой россыпью визуальных, изобразительных, выразительных подробностей. Режиссер в очередной раз подтвердил, что он поистине неистощим на всевозможные выдумки. Чего стоят гениальный гэг с громко топающей кошкой в «Забавном приключении» («Вы слышите, грохочут сапоги…» — произносит в этом месте герой Олега Даля, «предвосхищая» строчку Окуджавы) или безумный застольный шабаш в «Свадебном происшествии» (не эта ли сцена подсказала Гарри Бардину идею его экспериментального мультфильма «Банкет»?).
Сегодня в «Не может быть!» особенно бросаются в глаза гайдаевские монтажные находки, опередившие время. Так виртуозно монтировать кино даже в XXI веке способны немногие, а в комедийном жанре — и вовсе никто.
Но главное — даже не монтаж, хотя Гайдай, безусловно, был из тех режиссеров, которые именно на монтажном столе доводили свои фильмы до совершенства. Главное — то редкое (не только в кино, но и в любом искусстве), упоительное и заразительное вдохновение, с которым сочинен, снят, выпестован буквально каждый кадр блистательного альманаха «Не может быть!».
«ИНКОГНИТО ИЗ ПЕТЕРБУРГА»
Если фильм «Не может быть!» допустимо назвать слегка недооцененным, то следующая работа Гайдая — «Инкогнито из Петербурга» — недооценена преступно.
«Инкогнито…» — экранизация гоголевского «Ревизора», вторая в нашей стране (после фильма Владимира Петрова, снятого в 1952 году) киноверсия бессмертной комедии. Леонид Иович, несомненно, понимал, что, перенося на пленку произведение из школьной программы, трудно снискать по-настоящему большой успех у зрителя. В этом смысле «Инкогнито из Петербурга» — осознанный шаг назад для Гайдая. И одновременно, пожалуй, самый смелый эксперимент в его творчестве: скрестить хрестоматийную классику с собственным эксцентрическим стилем — кто еще решился бы на такое?
Но если бы Леонид Иович знал заранее, под какой прессинг со стороны кинематографического руководства попадет эта картина, он, возможно, и не взялся бы за Гоголя. Во всяком случае, перспективы экранизировать Салтыкова-Щедрина или Лескова уже не увлекали Гайдая, как только он убедился, что дореволюционная сатира — даже более «труднопроходимый» материал, чем сатира советских авторов. Произведения Ильфа и Петрова, Зощенко, Булгакова всё-таки жестко привязаны к тому времени, когда были написаны, тогда как склонный к обобщениям и прозрениям Гоголь бичевал пороки, вечно актуальные для России — что царской, что советской, что постсоветской.
Впрочем, у Гайдая зачастую действительно получалось протаскивать на экраны очень острые вещи — в этом смысле мало кто еще из советских режиссеров столь же часто рисковал, а тем более выходил сухим из воды после подобных рисков. Гайдаю это удавалось почти два десятилетия подряд. «Инкогнито из Петербурга» стал вторым и последним его фильмом с несчастливой судьбой (впрочем, до вконец плачевной участи первого — «Жениха с того света» — ему всё же было далеко).
Однако все неприятности обрушились на картину, когда она уже была полностью готова. А работал над ней Гайдай, как всегда, с энтузиазмом и без всякого давления с чьей-либо стороны.
Пятого ноября 1975 года Бахнов и Гайдай подали сценарную заявку в мосфильмовское Творческое объединение комедийных и музыкальных фильмов (ЭТО к тому моменту уже прекратило существование).
«Основная задача, которую мы ставим перед собой, — писали авторы, — на основе классического произведения театральной драматургии создать не очередной фильм-спектакль, а самостоятельное кинематографическое произведение. <…>
Мы не собираемся давать какую-либо новую трактовку ни героям, ни событиям комедии. Мы не собираемся осовременивать пьесу: персонажи ее и почти невероятные события тесно связаны с определенной, ушедшей навсегда в прошлое эпохой»{194}
.В начале 1976 года готовый литературный сценарий отправили на рецензию в Институт мировой литературы. Отзыв профессора Петра Николаева был всецело одобрительным: «Перед нами отличное литературное произведение, выявляющее в классическом образце наиболее существенное, отличающееся вместе с тем определенной самостоятельностью, заключающее в себе большие возможности для союза с другими видами искусства, прежде всего с актерской игрой, для превращения в тот универсальный вид искусства, который называется кинофильмом»{195}
.Летом того же года Гайдай занимался режиссерской разработкой сценария, а в сентябре начались кинопробы.
Разумеется, Леонид Иович видел обе громкие театральные постановки «Ревизора» того времени — Валентина Плучека в Московском академическом театре сатиры и Георгия Товстоногова в Ленинградском академическом Большом драматическом театре. Премьеры обоих «Ревизоров» состоялись в 1972 году. У Товстоногова главные роли исполняли Кирилл Лавров (городничий) и Олег Басилашвили (Хлестаков), у Плучека — Анатолий Папанов и Андрей Миронов.