Леонид Гайдай

Думается, на месте Гайдая далеко не все выбрали бы ВГИК. В первые дни учебы многие гайдаевские однокурсники испытывали одно разочарование за другим. Во-первых, выяснилось, что мэтры Ромм и Герасимов набирали студентов не для себя — у них уже были собственные мастерские. Так что Гайдай вместе со всем своим курсом (а с ним учились такие известные в будущем режиссеры, как Лев Кулиджанов, Яков Сегель и Василий Ордынский) поступил во временное распоряжение ассистентов — Сергея Скворцова и Григория Широкова. Это были опытные педагоги, но, конечно, поступавшие во ВГИК хотели бы учиться у настоящих режиссеров.

Во-вторых, на первом курсе была сплошная литературная работа. Сначала надо было выбрать тему документального очерка, затем собрать материал по этой теме, составить подробный сценарный план и т. д. На каждом из этих этапов происходили общекурсовые обсуждения проделанной каждым конкретным студентом работы, а до привнесения в учебу сугубо кинематографической специфики было еще далеко.

Но Гайдай не горевал и на этом скучном начальном этапе учебы. Вот что он писал родителям в Иркутск 24 сентября 1949 года:

«В ближайшее время у меня будет возможность бывать в различных местах и писать.

Дело в том, что мои «писательские» планы совпадают с учебным планом. Сейчас по кинорежиссуре мы получили задание выбрать какой-нибудь объект, что угодно, познакомиться и написать очерк. Срок — один месяц. Со следующей недели часы кинорежиссуры будут предоставлены для самостоятельной работы. Вот этим-то я и воспользуюсь. Я выбрал объект — Дом ученых. Заведение солидное, большое. Тема очень ответственная. Постараюсь справиться. Заодно хочу побывать на ВСХВ[7] (она рядом с институтом), познакомлюсь с людьми, работающими сейчас там, узнаю, какие планы, что готовится нового к открытию и т. д. Дело в том, что в Москве мало куда можно пойти без соответствующего разрешения. А институт дает отношение начальству интересующего объекта с просьбой «оказать всяческое содействие студенту режиссерского факультета в его творческой работе».

Как всегда, я думаю, что у меня получится. И мою учебную работу хочу использовать для утилитарных целей.

Занятия идут полным ходом. Народу на курсе стало еще больше. Курс у нас интернациональный. Есть русские, украинцы, белорусы, евреи, эстонцы, литовцы, болгары, чуваши, корейцы, венгры, монголы, немцы, румыны. Правда, я немного наврал — перечислил во множественном числе, в действительности — отдельные нации представлены одиночками.

Папа, я еще раз перечел твое письмо. В нем нет ни одной строчки, с чем бы я не мог не согласиться. Отцовское письмо! Помню, когда я был на фронте, ты прислал мне 2 больших письма. Тогда было другое время, и я был другим. Ты писал так, как будто подробно знал солдатскую жизнь, мои мечты. Я очень благодарен тебе за те письма, они помогли мне в трудную минуту, как и материнское благословение. Сейчас я снова вдалеке от вас, от моих родных, но вашу заботу обо мне, участие, желание помочь и трогательную теплоту отца и матери я всё время чувствую. Иногда мне кажется, что напрасно я уехал из Иркутска. Никто меня не гнал из театра, мог бы работать и расти творчески, а главное, быть с вами. Но я гоню эти мысли. И, по-моему, правильно делаю. Мы еще будем все вместе! И я не буду больше жалким, растущим, «молодым» провинциальным актером. Нет! Годы учебы пролетят быстро, получу знания, стану крепко на ноги и, не сомневаюсь, не буду жалеть о том, что бросил иркутский театр»^{27}.

Тон писем Леонида не изменился и к концу первого семестра.

«Здравствуйте, милые мои!

Поздравляю вас с наступающим Новым годом! Дай бог вам здоровья и счастья!

Шурикино письмо от 5 декабря получил. Ну, как не ответить, хотя и говорил, что не буду писать до конца экзаменов.

29-го первый зачет, 23-го последний экзамен. Самый трудный для меня зачет — фотокомпозиция, а экзамен — кинорежиссура. Т. е. первый (29-го фото) и последний (23-го кинореж.). Будем биться изо всех сил! Вы мне пишите, поддерживайте боевой дух, хотя и сам понимаю, что вылететь из института я не имею права, а посему боевой дух поддерживаю в достаточной мере сам. <…>

Мама, дорогая моя, ты просишь прописать, как я трачу деньги. Коротко постараюсь это сделать сейчас, а подробнее напишу после. Стипендия 225 руб. Минус 25 руб. облигации, минус 25 руб. налог, остается 195 р. 120 руб. отдаю за квартиру, остается 75 р., плюс те, что присылаете вы. Например, в декабре до сегодняшнего дня я истратил 245 р. 95 к. и в кармане осталось 15 руб. Тратил 200 руб., которые вы прислали в ноябре (послед, раз), получил их числа 6-го декабря»^{28}.

Образ неунывающего студента Лени подтверждается и мемуарами Ивана Фролова:

«Помнится, как Гайдай отвечал на вопросы преподавателей. По какому бы предмету его ни спрашивали — по истории музыки, театра, русского и зарубежного изобразительного искусства и по другим дисциплинам, — Леня, если материал знал плохо, всегда начинал с бодрого вступления:

— Прежде чем ответить на этот вопрос, надо сделать экскурс в историю проблемы…