В 1923 году в жизни Красина произошло не слишком заметное, но все-таки важное событие: он переехал из «Метрополя», который понемногу расселяли, в первую в жизни собственную квартиру. Точнее, в часть большой квартиры в «уплотненном» в годы революции доме в Малом Знаменском переулке. В декабре того же года случилось еще одно событие — к нему впервые приехали жена и старшая дочь Людмила, еще не посещавшие Россию после 1917-го. Многое для них было удивительным, и Людмила много лет спустя вспоминала: «Я увидела всю эту пропаганду, везде портреты Ленина, плакаты с коммунистическими лозунгами, изречения советских лидеров — все это казалось мне уродливым, угнетающим. Было ужасно видеть, как тяжело живут люди, испытывающие недостаток буквально всего. Бедная Москва выглядела такой облезлой, словно побитой молью, общественный транспорт был набит битком. Бедная, бедная страна!»
Любовь Васильевна воспринимала все более спокойно, но тоже удивлялась: «Мы пришли в квартиру Л. Б. недалеко от храма Христа Спасителя, и я была очень удивлена тем, в каких бедных условиях он жил. Во-первых, он был не один в квартире, но занимал лишь три комнаты, а в других жили посторонние люди, в одной даже целая семья. Его три комнаты были забиты какой-то ненужной и бесполезной мебелью. В середине комнаты, которую он использовал как столовую и кабинет, стояли печка, к которой была приделана уходящая куда-то железная труба, и жестяной таз, где собиралась вода, капающая с потолка. Вплотную к печке стояли обеденный стол и письменный стол Л. Б. Я спросила мужа, как он может жить столь первобытным образом, но он ответил кратко и, как мне показалось, сердито: „Других квартир сейчас нет“».
Энергичная супруга, по ее утверждению, подняла какие-то связи и «выбила» (она только что узнала это слово) для Красина отдельную квартиру в так называемом 6-м Доме Советов на углу Ленивки и Пречистенской набережной. Однако по сведениям самого Красина, он сам «вошел в компанию» со старым товарищем Юлием Грожаном, которого пристроил в «Аркос». Теперь Грожан с коллегами получил под жилье бывший особняк князя Куракина и предложил Красину там квартиру. Еще летом 1923-го он восхищался в письме ее достоинствами: «В гигиеническом и в эстетическом отношении очень хорошо, и я с большим удовольствием жил бы в этом месте. Зимой прямо из дому можно встать на лыжи и по Москве-реке прямо на Воробьевы горы. А летом еще лучше, на лодке или на моторной по Москве-реке вверх хоть до Нового Иерусалима… Квартира будет хорошая, комнат 5, и дом, судя по осмотру, очень прилично заложен. Сейчас там идут работы, стелят полы, заканчивают крышу, обещают к концу сезона окончить постройку, и при нормальных условиях это было бы вполне возможно, не знаю, как это выйдет при наших советских распорядках». Опасения были вполне оправданы — в новый дом он въехал только в следующем году, притом до конца его жизни там исправляли многочисленные недоделки.
Людмила довольно скоро вернулась в Лондон, который нравился ей гораздо больше Москвы, а Любовь Васильевна осталась до лета, сопровождая мужа на всевозможных светских (точнее, советских) мероприятиях. Они исправно изображали счастливую семью, и только близкие знакомые знали, что в жизни Леонида Борисовича давно уже появилась другая женщина.
В 20-х годах столичные сплетники неизменно включали его в круг тех советских лидеров, которые, шагнув из подполья во власть, вдруг испытали вкус к красивой жизни — занимали роскошные квартиры, скупали антиквариат и непременно заводили романы с дамами «из бывших», актрисами и балеринами. Назывались имена Калинина, Енукидзе, Буденного, в том же ряду стоял и Красин.
Г. Соломон, обидевшись на бывшего друга, ядовито расписывал его похождения: «Об этой его слабости говорили всюду — и в Москве, и по всем заграницам… Говорили, что Красин, увлекаясь той или иной особой, которые, разумеется, всегда старались использовать его в материальном отношении, обязательно устраивал на теплые места мужей, родственников, любовников своих пассий».
Далее Соломон со слов Любови Васильевны поведал, как она, приехав осенью 1921 года в Берлин, узнала об увлечении Красина женой его подчиненного Моисея Фрумкина. Они познакомились на ужине, который устроили Фрумкин с братом — по утверждению Соломона, специально чтобы свести красавицу Тамару с Красиным и добиться от последнего неких благ: «Когда Леониду представили эту самую Тамару, он сразу же, как старый боевой конь, воспрял и стал мелким бесом рассыпаться перед ней… Боже, я хорошо знаю Хрома и все его повадки. Я взглянула на него: весь в морщинах, с выцветшими глазами и обрюзгшим лицом, он показался мне таким жалким…» Не давая оценку словам обманутой жены и бывшего друга, скажем лишь, что это оказалось не мимолетное увлечение, а настоящая любовь — с Тамарой Леонид Борисович не расставался до конца жизни, хотя официально отношения с ней так и не оформил.