Леонид Красин. Красный лорд

Второй точкой была библиотека института, где имелась богатая коллекция книг по экономическим и социальным наукам. Правда, к тому времени их по приказу министерства спрятали под замок, выдавая студентам только техническую литературу. Тогда они создали свою нелегальную библиотеку, покупая в складчину изданные легально сочинения народников и марксистов; нелегальных изданий почти не было не столько из-за боязни репрессий, сколько потому, что их было очень трудно достать. Эта библиотека хранилась небольшими партиями по 2–3 книги у доверенных библиотекарей и выдавалась на руки по записи.

«Конечно, — признается Леонид Красин, — инспекция и полиция догадывались о существовании библиотеки, но они не слишком рьяно ее преследовали. Тут было так же, как и в столовой, нечто вроде молчаливого соглашения. <…> Я в течение нескольких лет был библиотекарем, предаваясь этому делу с рвением спортсмена. Элемент спорта был тут не только в связи с некоторым риском, но в особенности также поскольку дело шло о пополнении библиотеки редкими книгами. В Петербурге не было ни одной лавочки букинистов, которую я не посетил бы, и если где-либо появлялся первый том „Капитала“, или Лассаль, или Чернышевский, знакомые букинисты давали мне знать, и я отправлялся добывать книгу, не останавливаясь даже перед такими сверхъестественно большими, по тогдашним временам, затратами, как 10 или 15 рублей за одну книгу».

Как библиотекарь, Красин не только добывал книги, но и конспектировал самые сложные из них для лучшего понимания читателей. В октябре 1889 года он писал родителям: «По части чтения нами за этот год сделано много — прочли уже почти всего Маркса — книжища в 600 страниц, причем по составлению конспектов к этому самому Марксу на мой пай выпала львиная доля — страниц 300». Далее он добавлял, что большая часть его мыслей «направлена преимущественно на эту книгу». Вместе с товарищами он стремился применить теорию Маркса к тогдашним российским условиям. «Нынешним годом, — сообщал Красин в том же письме, — мы покончили с теорией политической экономии, а с будущего примемся за экономическое положение России, изучение которого покажет или по крайней мере должно показать, куда лучше направить свою деятельность».

Скоро предприимчивого студента приметили члены тайного политического кружка, возникшего в Технологическом институте. Там училось много поляков, и они, как извечные противники российской власти, составляли в кружке большинство. Отвергая по понятным причинам русское народничество, они тяготели к «европейскому» марксизму и стали его первыми проводниками. Красин вспоминал: «Кто именно из технологов был первым марксистом, я не могу сказать. Кажется, одним из первых был некто Лелевель, уже окончивший институт, когда я только что поступил на первый курс. Я лично не знал Лелевеля, но, кажется, именно он был организатором того кружка, в который впоследствии вошли Бруснев, Баньковский, Цивинский и Бурачевский и который несколько позднее, в 1890 году, привлек и меня к пропагандистской работе среди петербургских рабочих. Обычная тактика таких кружков состояла в том, что, пользуясь столовой, библиотекой и другими студенческими учреждениями, они выбирали и высматривали тех молодых студентов, которые проявляли известный интерес к теоретическому ознакомлению с социализмом и по своим личным качествам представлялись способными заполнять кадры революционных борцов. С таким студентом завязывалось знакомство, сначала без затрагивания каких-либо рискованных тем; его снабжали литературой, переходя постепенно к более злободневным вопросам».

Михаил Бруснев, ставший со временем лидером кружка и другом Красина, родился в 1864 году на Кубани в казачьей семье. В Технологический он поступил на год раньше Красина и создал там марксистскую группу, объединяющую студентов нескольких вузов и рабочих из нескольких кружков самообразования, существовавших на питерских заводах и фабриках. Бруснев одним из первых революционеров признал важность широкой пропаганды среди рабочих и сделал все, чтобы эту пропаганду развернуть. Окончив институт, он в 1891 году перебрался в Москву, где пытался объединить разрозненные кружки разных городов в единый центр, но уже через год был арестован, много лет провел в тюрьме и ссылке. Вернулся с подорванным здоровьем, в революции активно не участвовал, но по протекции Красина работал в 20-х годах в советских торгпредствах за границей. Умер в 1937 году почти забытым, хотя считался старейшим членом ВКП(б) — Красин был вторым по старшинству.

^{Федор Афанасьев}