Леонид Красин. Красный лорд

Другим источником привлечения иностранного капитала и технологий были концессии, широко применявшиеся в царской России. Красин с самого начала был их сторонником, еще в 1918 году предлагая с их помощью расколоть единый антисоветский фронт капиталистов, заставив их соперничать в освоении российских ресурсов. Тогда это было утопией, но с началом нэпа, когда в стране был вновь допущен частный капитал, создание иностранных концессий снова стало возможным, что зафиксировал декрет Совнаркома от 23 ноября 1920 года. Это сразу же вдохновило западных бизнесменов, прежде всего тех, кто владел концессиями в России еще до революции. В первых их рядах был шотландский миллионер Лесли Уркварт (Уркарт, 1874–1933), проработавший в России почти 25 лет и прекрасно говоривший по-русски. С Красиным он познакомился еще в Баку, а позже стал директором Русско-азиатского объединенного общества, владевшего крупными горнодобывающими предприятиями в Кыштыме, Таналыке, Экибастузе и др. В 1918 году, потеряв все свои владения, он предъявил Советскому правительству иск на 56 млн. фунтов стерлингов — это составляло треть всех исков о возмещении ущерба, поданных против России британскими компаниями.

В июне 1921 года, когда Красин находился в Лондоне, Уркварт встретился с ним и всячески обхаживал, добиваясь возобновления своей концессии. Красин предложил передать компании Уркварта в аренду на 30 лет четыре прежде ей принадлежавших предприятия в азиатской части России, но Уркварта устраивал более долгий срок аренды — не менее 99 лет. Удалось договориться, чтобы компания не платила налоги, а отправляла в советскую казну определенный процент от прибыли. Красин предложил 33 %, Уркварт — 25 %, столько же, сколько компания отчисляла до революции. Просьбу Уркварта предоставить ему аванс в 500 тысяч фунтов Красин отверг из-за недостатка в России иностранной валюты.

Двадцатого июня Красин сообщил эти условия Ленину, который 2 июля с одобрения Политбюро передал через Чичерина свой ответ: «1) Согласны дать в концессию все четыре предприятия (Кыштым, Экибастуз, Риддер, Таналык), 2) Желдороги подъездные в концессию допускаем; на магистрали известную форму обеспечения интересов концессионера примем; 3) О сроке торгуйтесь, 4) Советских денег известную сумму дадим, торгуйтесь». В середине августа Уркварт прибыл в Москву и переговоры продолжились. Сначала все шло гладко, но затем Ленин потребовал, чтобы корпорация предоставила Советскому правительству крупный заем. Кроме того, он отказался подписать договор до завершения работы специальной экспертной комиссии, оценивавшей состояние рудников. Она работала целых шесть месяцев и в марте 1921 года сделала заключение, что восстановить работу рудников можно без всяких концессий.

^{Красин с женой и членами советской делегации на вокзале Кингс-Кросс в Лондоне. 1920 г. [Семейный архив К. д’Астье]}

Однако Уркварт оказался упорным: летом он продолжил переговоры в Лондоне, но советская сторона продолжала выдвигать невыполнимые условия, и в октябре шотландец прекратил свои усилия. Однако острая нехватка средств во время голода в Поволжье изменила позицию власти, убедив ее в необходимости — пусть и временной — привлечения в страну западного капитала. На Генуэзской конференции весной 1922 года Уркварт вновь напомнил о себе, хлопоча о концессии через английских официальных лиц. Сообщив об этом в Москву, Красин настаивал на заключении соглашения с Урквартом, предлагая «купить этого головного барана во что бы то ни стало». Животноводческая метафора имела в виду то, что за Урквартом в Россию потянутся и другие западные капиталисты. 24 августа он присутствовал на заседании Политбюро, единогласно решившем пойти на заключение концессии, пусть даже ценой уступок. Участников заседания смущал только слишком долгий срок концессии — 99 лет, но Красин успокоил их: «За 99 лет не только от концессии, но и от самого капитализма останется, вероятно, одно воспоминание».