Леонид Красин. Красный лорд

Состояние Красина настолько ухудшилось, что 6 ноября ему пришлось лечь в постель, и я под различными предлогами стал сводить к крайнему минимуму необходимость знакомить его с политическими делами, хотя он настойчиво требовал держать его в курсе всех событий». В те дни его навестил старый знакомый по Внешторгу, будущий невозвращенец Семен Либерман, который вспоминал: «Когда я вошел к Красину, он уже фактически был при смерти, но все же узнал меня. Я не могу забыть его слов, которые, быть может, были бредом умирающего, а быть может, имели для него очень глубокий смысл:

— Весь мир — маленькие коробочки, а люди — спички. Каждый живет своими маленькими мыслями в своем маленьком мирке. Как я жалею всех их! Все борются, грызутся, а на самом деле это только игра для самозабвенья. Пора уходить!

На лице его лежала уже печать смерти, но все еще блуждала какая-то улыбка».

К лечению полпреда были привлечены лучшие врачи с Харли-стрит, центра лондонской медицины, которые подолгу осматривали больного, беседовали с сотрудниками полпредства, устраивали консилиумы. Диагноз был поставлен еще в Москве: злокачественная анемия, но тогда (как и сейчас) мало кто понимал, что это такое, чем лечится и лечится ли вообще. Эту болезнь часто путали с другими: Майский в своих мемуарах говорит о белокровии, то есть лейкозе, а Любовь Красина — о раке. Почтенные английские доктора — королевский лейб-медик лорд Доусон, Уильям Хантер, Дэвид Набарро и другие — предлагали кто диету, кто лекарства, кто согревающие компрессы, но тоже мало что понимали.

В итоге возобладал метод, которым его лечил в Москве старый друг Александр Богданов, — периодическое, по часам переливание крови. Майский вспоминал: «Полпредство, которое жило ежедневными бюллетенями о состоянии здоровья Красина, искало и находило подходящих доноров в своей собственной среде, а также в среде других членов советской колонии в Лондоне. Охотников было сколько угодно. Каждое переливание давало эффект: Красин как-то оживал, щеки его слегка розовели, он начинал говорить, интересоваться окружающей обстановкой, но, к сожалению, это продолжалось недолго. Потом болезнь опять вступала в свои права, и мы с ужасом думали: неужели близок конец?»

Седьмого ноября 1926 года по случаю праздника в полпредстве был устроен большой дипломатический прием. Приглашались советские граждане, работавшие в Великобритании, британские лейбористы, активисты профсоюзов, левые интеллигенты. Из вежливости направили приглашения и представителям правительства, но те не пришли — лед в отношениях двух стран не спешил таять. Все присутствующие знали о болезни полпреда, поэтому обстановка была совсем не праздничной. К 10 часам вечера английские гости разошлись, но прием не закончился. О том, что было дальше, пишет Майский: «Открылась дверь, выходившая на лестницу из спальни Красина, и дежурная сестра принесла от него записку: Леонид Борисович просил товарищей спеть ему старые революционные песни. Мгновение спустя на лестнице село человек сто мужчин и женщин и начался долгий необычный концерт — такой, какого я больше никогда в жизни не слышал… Пели „Спускается солнце за степи…“, „Пыльной дорогой телега несется…“, „Варшавянку“, „Красное знамя“, „Замучен тяжелой неволей…“, „Смело, товарищи, в ногу…“ и многие другие. Пели не так, как обычно, а с какой-то особенной глубиной и трогательностью, громко и приглушенно в одно и то же время, ибо все знали, что поют для больного человека, для посла и старого революционера, дни которого были сочтены».

Всем присутствующим этот вечер запомнился как прощание Красина с жизнью. После этого он уже не вставал, с каждым днем становясь все слабее. Какое-то время еще просил читать ему документы и свежие газеты, потом и это стало непосильным. У постели его постоянно дежурили сотрудники полпредства, поскольку врачи предупредили: конец может наступить в любую минуту. Майский в последний раз навестил его 21 ноября: «Леонид Борисович лежал, глаза были закрыты, руки вытянуты вдоль тела. Только легкое дыхание, которое можно было слышать, нагнувшись к груди, свидетельствовало о том, что борьба между жизнью и смертью еще продолжается. Вдруг Красин пошевелился, открыл глаза и, глядя куда-то вверх, вполголоса произнес:

— С болезнью надо бороться твердо, упорно, по-большевистски!

Потом этот неожиданный всплеск жизни погас, глаза закрылись, лицо вновь стало неподвижным».

Красин скончался рано утром 24 ноября, о чем тут же сообщили в Москву. Новость быстро разнеслась по всему миру, попав на первые полосы крупнейших газет. На другой день «Правда» и «Известия» перепечатали правительственное сообщение: «В ночь на 24 ноября в Лондоне от паралича сердца, наступившего в результате злокачественного малокровия, скончался полпред Союза ССР в Англии т. Леонид Борисович Красин.