Леонид Слуцкий. Тренер из соседнего двора

Единственным современным специалистом высочайшего уровня, с которым я никогда и нигде не встречался, был Романцев. Когда начал работать, он уже закончил, ни на каких лицензированиях мы не виделись. И поэтому, когда Львов мне сказал, что есть вариант программы с Олегом Ивановичем, я понял, что это единственный человек из нашего цеха, причем грандиозный тренер, с которым я не знаком. И не могу прогнозировать, как он вообще на меня среагирует. С кем-то отношения лучше, с кем-то хуже, а здесь – абсолютная загадка!

Поэтому и шел с волнением и даже опасением. Но в итоге Олег Иванович отнесся ко мне очень по-доброму. Встретил меня с широкой улыбкой, мы сразу обнялись. К тому же он пришел со своей внучкой, вашей коллегой, которая учится на факультете журналистики МГУ. Это тоже сглаживало ситуацию. Сразу завязалась беседа, и возникло ощущение, что мы с ним сто лет знакомы. Он произвел на меня фантастически приятное личностное впечатление. Замечательный дядька!

И если почитать все интервью Романцева, он все время всех поддерживает, особенно наших тренеров. Не важно, спартаковский это тренер или нет, он не говорит плохо, у него нет профессиональной зависти, он очень позитивен. Неизгладимое впечатление, одно из самых сильных из моих новых встреч».

Я не мог не спросить Слуцкого, не поражает ли его история Романцева, который к 50 годам сжег в себе все желание дальше тренировать – и так до сих пор (а сейчас ему 62) в профессию и не вернулся. И не боится ли, что с ним самим может произойти то же самое.

Слуцкий глубоко задумался. И далеко не сразу ответил:

«Не знаю. С Романцевым мы об этом не говорили – все-таки первый раз с ним виделись. Такие, на мой взгляд, достаточно личные вопросы нельзя задавать при первой встрече. Если человек чувствует, что к 50 годам столько всего выиграл и добился того, чего не добьется все следующее поколение, – почему нет?

«Когда я читал вашу книгу про тренеров («Секреты футбольных маэстро». – Прим. И. Р.), то запомнил фразу Бердыева: «Стоит ли тренерство того, что я не участвовал в воспитании детей? Наверное, не стоит». На самом деле я очень часто задумываюсь над этим. Или когда читаю Виллаш-Боаша: «Я еще лет семь потренирую и потом буду заниматься детьми, семьей, отдыхом». Или когда Кройф в самом расцвете сил и карьеры, выиграв абсолютно все, по собственной инициативе говорит: «Все, я пошел»…

Мне кажется, такое исходит из внутренних потребностей человека. Если буду чувствовать, что все, больше не могу, или больше не эффективен, или не востребован, – то я найду чем себя занять. В своем случае я такую ситуацию допускаю.