Леопард. Новеллы

И чудо явилось – утром пятого августа, ровно в шесть. Я проснулся раньше обычного и сразу сел в лодку. Несколько ударов веслами, и пляжная галька отхлынула вспять. Остановился обок могучего утеса; его тень укроет меня от солнца; оно уже вставало, неистово раздуваясь и окрашивая золотистой лазурью утреннюю белизну моря. Я декламировал стихи, как вдруг почувствовал, что лодка резко накренилась на правый борт, словно кто-то ухватился за корму. Я обернулся и увидел ее: из воды выступало гладкое личико совсем юной девушки; две тоненькие руки сжимали обшивку. Отроковица улыбалась: бледные губы слегка разомкнулись, обнажив острые белоснежные клычки, как у собаки. Ее улыбка совсем не напоминала все эти ваши усмешки и ухмылки, хиханьки да хаханьки. Это была улыбка, выражавшая лишь самое себя, почти животную радость существования и божественное веселье. Она подействовала на меня как заклинание, приоткрывшее неземное блаженство забытого умиротворения. Капли морской воды стекали с ее растрепанных волос цвета солнца на огромные зеленые глаза и невинную детскую мордашку.

При всей своей готовности наше пугливое сознание встает на дыбы перед лицом чуда. Сталкиваясь с ним, мы цепляемся за избитые объяснения. Вот и я в своей простоте решил, будто это купальщица. Осторожно подавшись вперед, я наклонился и протянул руки, чтобы подсадить ее. Но моей помощи не понадобилось. Без малейшего усилия она взметнулась из воды по самый пояс, обвила мою шею руками и, овеяв меня небывалым ароматом, скользнула в лодку. Пониже спины и паха ее тело было покрыто бисером перламутровой рыбьей чешуи и завершалось раздвоенным хвостом, легонько шлепавшим о днище лодки. То была сирена.

Запрокинув изящную головку на скрещенные руки, она с невозмутимым бесстыдством предъявляла мне нежный пушок подмышек, распростертые груди и безупречный живот. Сирена источала младую негу и волшебное благоухание моря, которое я неуклюже назвал ароматом. Мы были в тени; поодаль прибрежное море отдавалось на произвол солнца и подрагивало от удовольствия. Моя почти неприкрытая нагота плохо скрывала свое возбуждение.

Она заговорила, и звук ее голоса опутал меня новыми чарами, более могущественными, чем волшебство ее улыбки и запаха. Голос был тихим, слегка гортанным и необычайно благозвучным; на донышке слов глухо шелестел ленивый прибой летнего моря; вздыхала оседающая на берегу пена; гулял по лунным волнам ночной ветерок. Никакого пения сирен, Корбера, нет и в помине. Единственная музыка, от которой не спастись, – это музыка их голоса.

Она говорила по-гречески. Я понимал ее с большим трудом.

– Я слышала, как ты говорил сам с собою. Твой язык похож на мой язык. Ты нравишься мне. Люби меня. Я – Лигия. Я дочь Каллиопы. Не верь всем этим сказкам о нас. Мы никого не убиваем. Мы только любим.

Я навалился на весла, не отрывая взгляда от смеющихся глаз. Причалив к берегу, я взял на руки ее благовонное тело.

С раскаленного пляжа мы перешли в густую тень; а она уже вливала мне по капле в рот то сладострастие, которое сравнимо с вашими земными поцелуями, как терпкое вино сравнимо с пресной водицей.

Сенатор по-прежнему говорил вполголоса. В глубине души я наивно считал, что уж его-то пресным романам нипочем не сравниться с моими амурными похождениями. Из этого я, несмышленыш, возомнил, будто могу быть с ним на короткой ноге. Тут-то меня и осадили. И по любовной части он оказался на недосягаемой высоте. В правдивости его рассказа сомневаться не приходилось. Полагаю, любой маловер на моем месте уловил бы в тоне старика безусловную искренность.

– Так начались эти три недели. Описывать их во всех подробностях было бы неуместно, а по отношению к тебе еще и немилосердно. Достаточно сказать, что во время наших соитий я испытывал прилив одновременно духовного и стихийного блаженства, лишенного тех его социальных оттенков, какие присущи одиноким пастухам, соединяющимся в горах со своими козами. Ежели подобное сравнение и вызовет у тебя отвращение, то лишь потому, что ты не в состоянии совершить необходимый переход от животных чувств к сверхчеловеческим, которые в моем случае наложились друг на друга.