– Не надолго. Особенно если попадете в лапы Мугабе! Убийство, вооруженное восстание и несколько других обвинений…
– Все ложные!
– Ты и твой приятель оставили за собой горы трупов, как банок из-под пива после пикника на День труда. Мугабе вступил в переговоры об экстрадиции с правительством Ботсваны…
– Мы – политические беженцы, – выпалила Сэлли-Энн.
– Скорее Бонни и Клайд, моя милая, по крайней мере по словам правительства Зимбабве.
– Сэлли-Энн, – вмешался в разговор Крейг. – Ты не должна волноваться…
– Волноваться? – воскликнула Сэлли-Энн. – Нас ограбили и избили, меня угрожали изнасиловать, потом расстрелять, а теперь официальный представитель Соединенных Штатов Америки, государства, гражданкой которого я являюсь, врывается в мою палату и называет нас преступниками.
– Я никем вас не называю, – спокойно возразил Морган Оксфорд. – Просто предлагаю уносить прелестную задницу из Африки поближе к мамочке.
– Он называет нас преступниками, а потом начинает демонстрировать свой мужской шовинизм…
– Полегче, Сэлли-Энн, – Морган Оксфорд устало поднял руку, – начнем с начала. Вы попали в беду, мы все попали в беду. Нужно что-нибудь придумать.
– Может быть, присядешь? – Крейг придвинул стул, Морган устало опустился на него и закурил «Честерфилд».
– Кстати, как вы? – спросил он.
– Спасибо, что спросил, мой милый, – язвительно произнесла Сэлли-Энн.
– Она сильно пострадала от обезвоживания. Подозревали почечную недостаточность, три дня ставили капельницы и кормили только жидкой пищей. В итоге все оказалось о’кей, по крайней мере в этой области. Кроме того, существовала опасность трещины в черепе, но, слава Богу, результаты рентгена оказались отрицательными. Легкое сотрясение мозга, не более. Обещали выписать завтра утром.
– Она может лететь?
– Я так и думала, что твоя трогательная заботливость…
– Послушай, Сэлли-Энн, ты – в Африке. Если попадешь в руки правительства Зимбабве, мы ничем не сможем помочь. Все ради твоего же блага. Посол…
– Трахала я посла, – с удовольствием сказала Сэлли-Энн, – и тебя тоже, Морган Оксфорд.
– Не знаю, как к этому отнесется его превосходительство, – Морган впервые улыбнулся, – что же касается меня… Когда начнем?
Даже Сэлли-Энн не удержалась от смеха.
Крейг решил воспользоваться смягчением обстановки.
– Морган, можешь положиться на меня. Она поступит правильно…
Сэлли-Энн немедленно приготовилась отразить очередные шовинистские нападки, но Крейг едва заметно нахмурился и покачал головой.
Морган повернулся к Крейгу.
– Что касается тебя, Крейг… Как, черт возьми, они узнали, что ты работаешь на агентство?
– А я работал? – изумленно спросил Крейг. – Мне никто не говорил.
– А кто такой Генри Пикеринг, по-твоему? Санта Клаус?
– Генри? Вице-президент Всемирного банка.
– Младенцы, – простонал Морган, – в дремучей чаще. – Он собрался с духом и произнес: – Как бы то ни было, все кончено. Связь прервана. Если может быть быстрее, чем немедленно, можешь считать это датой окончания твоей работы на агентство.
– Я послал Генри полный отчет три дня назад…
– Да! – Морган кивнул. – О том, что Питер Фунгабера является ставленником Москвы. Питер – машон, русские и близко к нему не подойдут. Вбей в свою дурную голову: генерал Фунгабера ненавидит русских, причем давно, кроме того, у нас с ним неплохие отношения, совсем неплохие. По-моему, сказано достаточно.
– Морган, ради Бога. Значит, он ведет двойную игру. Об этом мне сказал его личный адъютант – капитан Тимон Ндеби.
– Который весьма кстати оказался покойником, – напомнил ему Морган. – Чтобы ты не слишком сильно расстраивался, могу сообщить, что мы обработали твой отчет на компьютере и получили результаты, свидетельствующие, что вероятность равна трем с минусом. Генри Пикеринг просил передать тебе самую искреннюю благодарность.
– Морган, – вмешалась в разговор Сэлли-Энн, – ты же видел мои фотографии сожженных деревень, убитых детей, опустошений, которые оставляет за собой Третья бригада…
– Как говорится, яйца для омлета, – перебил ее Морган. – Естественно, мы не сторонники насилия, но Фунгабера настроен против русских, а матабелы – совсем наоборот. Мы вынуждены поддерживать антикоммунистические режимы, даже если нам не нравятся их методы. В Сальвадоре тоже гибнут женщины и дети. Значит, мы должны перестать оказывать помощь этой стране? Должны отступать, если поддерживаемые нами люди не выполняют все пункты Женевской конвенции? Пора взрослеть, Сэлли-Энн, ты живешь в реальном мире.
Тишину в крошечной палате нарушало только потрескивание расширявшегося от солнечного тепла оцинкованного железа на крыше. На опаленной солнцем лужайке за окном прогуливались ходячие пациенты, одетые в розовые халаты с надписью «Министерство здравоохранения Ботсваны» на спинах.
– Это все, что ты хотел нам сказать? – спросила наконец Сэлли-Энн.