Леопард охотится в темноте

– Мы можем практически сразу сократить список. Очень немногие министры действительно участвовали в боевых действиях, – сказала Сэлли-Энн. – Многие из них переждали войну в апартаментах отеля «Ритц» в Лондоне или на даче для гостей на Каспийском море.

Она села на подушку рядом с Крейгом и перевернула страницу.

– Шесть имен, – сказала она. – Шесть полевых командиров.

– Все равно слишком много, – пробормотал Крейг, заметив, что возглавлял список Питер Фунгабера.

– Еще не все, – сказала Сэлли-Энн. – Частная армия. Скорее всего диссиденты. Все диссиденты – матабелы. И возглавлять их должен представитель этого племени.

Она открыла последнюю страницу, на которой было написано одно имя.

– Один из наиболее удачливых полевых командиров. Матабел. Глава министерства туризма, к которому относится департамент дикой природы. Мысль довольно старая и банальная, но часто бывает так, что тот, кто охраняет сокровищницу, первым разграбляет ее.

Крейг едва слышно произнес имя:

– Тунгата Зебив.

Он не хотел, чтобы это было правдой.

– Но он же служил со мной в департаменте охраны диких животных, он был моим лесничим…

– Как я уже сказала, у хранителей больше возможностей грабить, чем у других.

– Но зачем Сэму деньги? Главный браконьер получает миллионы долларов. Сэм живет крайне скромно, это всем известно, у него нет большого дома, нет дорогих машин, он не дарит дорогих подарков женщинам, не владеет землей, у него нет других экстравагантных привычек.

– За исключением, возможно, самой дорогостоящей, – тихо возразила Сэлли-Энн. – Власти.

Дальнейшие возражения Крейга остались непроизнесенными, и она кивнула.

– Власть. Неужели вам не понятно, Крейг? Обеспечение частной армии диссидентов требует затрат, больших затрат.

Крейг вынужден был признать, что сказанное не было лишено смысла. Генри Пикеринг предупреждал его о готовящемся с помощью Советов перевороте. Во время войны русские поддерживали фракцию матабелов ЗИПРА, таким образом, их кандидатом, несомненно, должен был быть матабел.

Но Крейг продолжал сопротивляться, хвататься за воспоминания о человеке, который был его другом, вероятно, лучшим другом в жизни. Он вспомнил врожденную порядочность получившего воспитание в христианской миссии Самсона Кумало, его честность и прямоту. Вспомнил о том, как он предпочел уволиться вместе с самим Крейгом из департамента охраны диких животных, когда у них возникли подозрения, что их непосредственный начальник замешан в браконьерстве. И сейчас он сам стал главным браконьером? Человек, который проникся к нему состраданием и позволил увезти из Африки свое единственное сокровище – яхту? Он стал теперь жадным до власти заговорщиком.

– Он – мой друг, – сказал Крейг.

– Был, но изменился. При вашей встрече с ним он объявил себя вашим врагом, – заметила Сэлли-Энн. – Вы сами сказали об этом.

Крейг кивнул и вдруг вспомнил обыск своего сейфа в отеле, произведенный полицией по приказу сверху. Тунгата, должно быть, подозревал, что Крейг является агентом Всемирного банка, мог догадаться, что ему поручили собрать информацию о браконьерстве и заговоре. Именно этим можно было объяснить его яростное противодействие планам Крейга.

– Не хочу думать об этом, – сказал он. – Мне ненавистна сама мысль, но, возможно, вы правы.

– Я уверена.

– Что вы собираетесь делать?

– Передать Питеру Фунгабере собранные доказательства.

– Он раздавит Сэма, – тихо произнес Крейг и мгновенно услышал ответ:

– Тунгата – воплощение зла, Крейг. Он расхититель!

– Он – мой друг!

– Он был вашим другом, – поправила его Сэлли-Энн. – Вы не знаете, кем он стал, вы не знаете, что произошло с ним в лесу. Война может изменить любого человека. А власть могла изменить его еще более радикально.

– Боже мой, как мне жаль.

– Пойдемте со мной к Питеру Фунгабере. Будьте рядом, когда я приведу свои доводы и доказательства против Тунгаты Зебива. – Сэлли-Энн легонько пожала его руку.

Крейг не совершил ошибку и не ответил на рукопожатие.

– Мне очень жаль, Крейг. – Она еще раз сжала его ладонь. – Правда жаль.

Она убрала свою руку.

* * *

Питер Фунгабера согласился встретиться с ними рано утром, и они вместе отправились к нему в дом на берегу Макилване.

Слуга проводил их в кабинет генерала – огромную практически пустую комнату, выходившую на озеро и раньше служившую бильярдной. Одну стену занимала огромная карта страны, испещренная разноцветными значками. Длинный стол под окнами был завален отчетами, сообщениями и парламентскими документами. В центре, не застеленного ковром, каменного пола стоял письменный стол из красного африканского тика.

Питер Фунгабера встал из-за стола, когда они вошли в комнату. Он был одет только в простую белую набедренную повязку. Кожа блестела, как отполированная, а под ней шевелились, словно живые кобры в мешке, тугие мышцы. Питер Фунгабера явно поддерживал себя в отличной форме, как и подобало настоящему воину.

– Прошу прощения за мой вид, – произнес он с улыбкой, – но я гораздо комфортнее чувствую себя настоящим африканцем.

Перед столом стояли низкие резные скамеечки из черного дерева.