– Я прикажу принести стулья, – предложил Питер. – Здесь редко бывают белые гости.
– Нет-нет. – Сэлли-Энн легко расположилась на скамеечке.
– Вы знаете, что я всегда рад вас видеть, но ровно в десять я должен быть в парламенте, – поторопил их Питер.
– Тогда я сразу перейду к делу, – сказала Сэлли-Энн. – Кажется, мы знаем имя главного браконьера.
Питер уже собирался сесть, но резко наклонился вперед, а взгляд его стал острым и требовательным.
– Ты говорил, что мне достаточно назвать только имя, и ты уничтожишь его, – напомнила Сэлли-Энн.
– Назови, – приказал он, но Сэлли-Энн назвала свои источники и объяснила выводы, как сделала это для Крейга. Питер Фунгабера выслушал ее молча, иногда он хмурился или задумчиво кивал, следя за ходом размышлений. Потом она сделала заключение – назвала последнее имя в списке.
– Товарищ министр Тунгата Зебив, – тихо повторил за Сэлли-Энн Питер Фунгабера и медленно опустился на стул. Взяв со стола хлыст, он принялся похлопывать им по ладони, глядя поверх головы Сэлли-Энн на висевшую на стене карту.
Молчание продолжалось долго. Первой не выдержала Сэлли-Энн:
– Итак?
Питер Фунгабера опустил взгляд на ее лицо.
– Вы заставляете меня брать из костра голыми руками самый горячий уголь. Вы уверены, что на ваш вывод не повлияло то, как обошелся товарищ Зебив с мистером Крейгом Меллоу?
– Нисколько, – тихо ответила Сэлли-Энн.
– Я так и думал. – Питер Фунгабера посмотрел на Крейга.
– Что скажешь?
– Он был моим другом и оказал мне большую услугу.
– Это было достаточно давно, – заметил Питер. – Теперь он объявил себя твоим врагом.
– Это не мешает мне по-прежнему испытывать к нему чувства любви и восхищения.
– И все же?..
– И все же я считаю, что Сэлли-Энн может быть права, – неохотно подтвердил Крейг.
Питер Фунгабера встал из-за стола и подошел к карте.
– Вся страна напоминает пчелиный улей, – произнес он, рассматривая разноцветные флажки. – Матабелы на грани восстания. Здесь! Здесь! Здесь! Их партизаны концентрируются в лесу! – Он постучал пальцем по карте. – Мы были вынуждены пресечь заговор их безответственных лидеров, целью которого являлось вооруженное восстание. Нкомо – в изгнании, два министра были арестованы по обвинению в измене. Тунгата Зебив – единственный матабел, оставшийся в кабинете. Он пользуется огромным уважением даже у представителей других племен, а матабелы просто боготворят его, считают единственным лидером. Если мы тронем его…
– Ты позволишь ему уйти! – воскликнула Сэлли-Энн. – Ему все сойдет с рук. В этом весь ваш социалистический рай. Один закон для народа, другой для…
– Замолчи, женщина, – приказал Фунгабера, и она повиновалась.
Он вернулся к столу.
– Я лишь объяснял вам возможные последствия поспешных действий. Арест Тунгаты Зебива может ввергнуть всю страну в хаос кровопролитной гражданской войны. Я не сказал, что не предприму никаких действий, но предприму я их, только получив окончательные доказательства и показания независимых свидетелей, непредвзятость которых будет безукоризненной. – Он не сводил глаз с карты. – Мир уже обвиняет нас в геноциде матабелов, хотя мы лишь поддерживаем власть закона и пытаемся определить правила сосуществования с этим воинственным и неуправляемым племенем. В данный момент Тунгата Зебив является единственным разумным умиротворяющим фактором, и мы не можем позволить себе лишиться его без достаточных оснований.
Он замолчал, и заговорила Сэлли-Энн:
– Мы обсудили с Крейгом еще один аспект, который я пока не упоминала. Если Тунгата Зебив является браконьером, прибыли он использует для достижения особой цели. Он ведет скромную жизнь, без видимых признаков экстравагантности, но мы знаем о существовании связи между ним и диссидентами.
Выражение лица Питера Фунгаберы стал жестким, взгляд – просто ужасным.
– Если это Зебив, – пообещал он скорее себе, чем ей, – он не уйдет от меня. И у меня будут доказательства, которые признает весь мир.
– Тогда тебе следует поторопиться, – язвительно заметила Сэлли-Энн.
– Вы выбрали удачное время для продажи. – Агент по продаже яхт, стоявший в кокпите «Баву», выглядел настоящим моряком в двубортном блейзере и морской фуражке с якорем, купленными за семьсот долларов в магазине «Бергдорф Гудман». Его идеально ровный загар был получен под лампой в нью-йоркском атлетическом клубе. Мелкие морщинки вокруг пронзительных голубых глаз, Крейг был уверен в этом, возникли не от того, что он часто щурился сквозь секстант, и не от тропического солнца в далеких морях, а от пристального разглядывания ценников и цифр на чеках.
– Процентные ставки понизились, люди с удовольствием покупают яхты.
Крейг чувствовал себя так, словно обсуждает условия развода с адвокатом или договаривается с директором похоронной конторы. Слишком долго «Баву» была частью его жизни.
– Она в отличном состоянии, течи нет, готова к выходу, цена разумная. Завтра покажу ее потенциальным покупателям.
– Убедитесь в том, что меня здесь нет, – предупредил его Крейг.
– Я вас понимаю, мистер Меллоу. – Этот человек даже умел разговаривать как сотрудник похоронного бюро.