Леопард охотится в темноте

– Мы должны помнить о том, что это человек ipso jure обвинен в уголовном преступлении, и мы не можем позволить сделать из него мученика, пострадавшего за дело племени. Вы сами понимаете возможные последствия. Чем быстрее мы рассмотрим дело mutatis mutandis, тем будет лучше для всех.

Крейг и Сэлли-Энн были удивлены, более того, поражены скоростью, с которой Тунгату привлекали к суду. Его дело было назначено к рассмотрению всего через десять дней, несмотря на то, что суд был завален делами на следующие семь месяцев.

– Мы не можем nudis verbis держать человека его положения в тюрьме в течение семи месяцев, – объяснил обвинитель. – А выпустить его под залог и дать возможность воодушевить своих сторонников на борьбу было бы полным безрассудством.

Крейга и Сэлли-Энн, кроме процесса, ждали другие неотложные дела. Ее «сессна» должна была пройти проверку после тысячи часов налета и получить «сертификат годности к эксплуатации в воздухе». В Зимбабве не было возможности произвести такие работы, и им пришлось договариваться со знакомым пилотом, чтобы тот перегнал самолет в Йоханнесбург.

– Я чувствую себя птицей с подрезанными крыльями, – пожаловалась она.

– Мне знакомо это чувство, – печально произнес Крейг и стукнул костылем по полу.

– О, извини меня, Крейг.

– Ничего страшного. Не знаю почему, но я могу спокойно говорить о недостающей ноге. По крайней мере с тобой.

– Когда пришлют протез?

– Морган Оксфорд отправил его дипломатической почтой, а Генри Пикеринг пообещал поторопить техников в ортопедической клинике Хопкинса. К началу процесса должны прислать.

Процесс. Даже повседневные заботы в «Кинг Линн» и подготовка к открытию «Вод Замбези» не могли отвлечь Крейга от Сэлли-Энн и от процесса. Слава Богу, он мог поручить заботу о «Кинг Линн» Гансу Грюнвальду, а текущими делами «Вод Замбези» занимался Питер Янгхазбенд – молодой кенийский директор и проводник, приглашенный Сэлли-Энн. Сам Крейг оставался в Хараре, хотя каждый день общался со своими управляющими по телефону или радио.

Протез Крейга доставили за день до выписки Сэлли-Энн из больницы. Он задрал штанину, чтобы показать его ей.

– Отрихтован, тщательно отремонтирован и смазан, – похвастался он. – А как твоя голова?

– Так же, как и твоя нога, – ответила она со смехом. – Правда, доктора предупредили, что ей не стоит биться обо что-нибудь твердое по крайней мере несколько недель.

На следующее утро она с забинтованной грудью и с тростью спустилась к «лендроверу».

– Ребра болят? – спросил он, увидев, как она сморщилась, садясь в машину.

– Выживу, если никто не будет тискать.

– Значит, не тискать. И это правило нарушать нельзя?

– Думаю… – Она замолчала, внимательно посмотрела на него, потом опустила глаза и с притворной скромностью прошептала: – Но правила соблюдают лишь дураки, а мудрые люди их просто учитывают.

* * *

Второй зал округа Машоналенд Верховного суда Республики Зимбабве сохранил все атрибуты британского правосудия.

Над залом возвышалось кресло судьи с гербом Зимбабве, перед ним ярусами стояли дубовые скамьи, по разные стороны от кресла располагались место для свидетеля и скамья подсудимых. Обвинители, заседатели и защитники были одеты в черные мантии, а судья был великолепен в алой. Изменился только цвет лиц, черная кожа выделялась на фоне белоснежных завитых париков и накрахмаленных белых раздвоенных воротников.

Зал был заполнен народом, а когда люди заняли стоячие места в задней части, судебные приставы закрыли двери, оставив толпу в коридоре. Зал был заполнен в основном матабелами, проделавшими долгую поездку на автобусе из Матабелеленда, у многих на одежде были значки партии ЗАПУ. Все были мрачными и вели себя тихо, только когда в зал ввели подсудимого, в зале раздался шепот, а одна из женщин, в одежде цветов ЗАПУ, истерически закричала, подняв вверх сжатый кулак:

– Байете, нкози нкулу!

Охранники мгновенно схватили ее вывели через боковую дверь. Тунгата Зебив стоял у скамьи и наблюдал за происходившим совершенно равнодушно, в его присутствии все остальные люди казались мелкими и ничтожными. Даже сам господин судья Домашава – высокий худой машон, с нетипичным тонким египетским носом и маленькими блестящими птичьими глазками, облаченный в алую мантию, казался незначительным по сравнению с ним. Тем не менее господин судья Домашава славился своей жесткостью, о чем с радостью сообщил Крейгу и Сэлли-Энн обвинитель.

– О, он, несомненно, persona grata, и теперь in gremio legis, правосудие восторжествует.

Британская система суда присяжных была упразднена, когда государство было еще Родезией. Судья выносил приговор при помощи двух заседателей, которые сидели рядом с ним, облаченные в черные мантии. Оба заседателя были машонами: один был экспертом по охране дикой природы, а второй – старшим судьей. Судья мог обратиться к ним за советом, но окончательный приговор выносил самостоятельно.