Леопард с вершины Килиманджаро

Она передала кибу чашки и термос, одновременно шаря взглядом по полочкам, – нет ли там еще чего-нибудь, пригодного в пищу людям, не евшим несколько дней. С Вуковудом обошлось, а остальных придется кормить с ложечки. Остальных…

И только тут до нее дошло, что же было самым страшным во всей этой круговерти, в которой и она потеряла голову, – не обратила внимания, что Фюстеля, которого тащил на себе Трюфель, в госпитальном отсеке нет. Так вот почему и голос у Джона Вуковуда был такой, словно ему на горло наступили, а он пытался шутить, и даже криво усмехался, и все старался не задеть этого главного – короче, обращался с ней, как с ребенком, потому что по какой-то многотысячелетней традиции детей старались заслонить от зрелища смерти…

А еще он, наверное, казнился сознанием собственной вины – она-то ведь интуитивно нашла дорогу в лабиринте, а он плутал. Не размышляя ни секунды, она схватила первое, что под руку попалось: пакеты, жестянки, тюбики – и бросилась в рубку. Вуковуд сидел, как и прежде, в своем кресле, опять постаревший на полтора десятка лет. Поднос стоял рядом на полу. Она вывалила туда все, что принесла:

– Во-первых, посмотрите, чем можно будет накормить Чары, возьмите на себя роль подопытного кролика.

– Вернее, лорда – отведывателя королевских блюд, – усмехнулся он одними губами.

– Вот-вот. А во-вторых, придумайте что-нибудь со связью! Вы же не первый год летаете.

– Летаю-то я все свои тридцать четыре года, меня на корабль новорожденным погрузили… Впрочем, это не важно. Вы хоть договорились о том, как дублировать связь с сусанинской группой?

– Ракеты…

Он склонил голову к плечу, заглядывая в иллюминатор. Ни одной луны, только брюхо грозовой тучи, втиснувшейся между башнями. Казалось, она слилась с громадой лабиринта специально для того, чтобы отгородить долину от всего мира.

– При такой видимости… До вертолета километров пять-шесть? Ну, пальните для очистки совести.

Она побежала в тамбурную, схватила из шкафчика ракетницу, которая всегда была наготове, проверила – красные – и одну за другой всадила все шестнадцать ракет в набухшее водой темно-лиловое одеяло. Две из них таки попали в верхушки каменных глыб, отскочили, брызнули бесполезным алым фейерверком, не испугав даже тапиров, залегших прямо под дюзовыми кольцами «Дункана» переждать надвигающийся дождь.

Она вернулась, заглянув по дороге в медотсек; на пульте Гиппократа светились три прямоугольника: один желтый – состояние средней тяжести и два изумрудных – удовлетворительно. Оба скоча, просунув манипуляторы под полог палаток, умело массировали омертвелые от веревок ноги разведчиков.

– Что?.. – спросила она шепотом.

– Нарушение водного баланса, – так же шепотом ответил Вафель. – Незначительное истощение. Множественные вывихи. Общий бронхосиндром. Ничего существенного.

В памяти мелькнула машина, догорающая на дне ущелья, нервный тик, пробегающий по лицу Гюрга, – понавидались скочи на своем служебном веку.

– А что с тем, которого нет в медотсеке?

– Кровоизлияние в мозг. Реанимация исключена. Поздно.

И – совсем тихо:

– Где он?

– В «черном трюме».

А она даже не знала, что такой существует!

Она скорбно, даже как-то по-старушечьи покивала – совсем не знала, что говорить в таких случаях. Вернулась в рубку.

– Отстрелялась. Две мимо, остальные над самым массивом – может, в разрыве между туч… – Она и сама понимала, что бесполезно. А что же тогда остается? Послать скоча обратно через гряду, на восток, чтобы обошел подземный лабиринт и спустился к тому, где заблудились вертолетчики?

– И это какой-то шанс, но ведь они могли и переместиться. Если бы скочем можно было управлять хотя бы со спутника – но для этого нужно ждать рассвета. Ночью связи нет, как видите.

Варвара понимала, что все логично: зачем посылать одного из такой необходимой пары всемогущих роботов, и притом туда – не знаю куда.

– Да поймите же, Вуковуд, не могу я сидеть вот так, сложа руки! И на них могут напасть, а там не развернуться, чартары ведь чуть не вдвое миниатюрнее… Да и Рамболту вашему каждую минуту может стать хуже!

Что это я – «вашему»? Все они тут теперь мои… Она подняла на него глаза – прямо, только прямо:

– Да мне просто страшно, Вуковуд…

Он тянул чай, держа кружку обеими ладонями, как медвежонок. Собственно, ему и отвечать было нечего, он просто не засыпал, хотя ему-то это надо было больше всех лекарств, потому что иначе она осталась бы одна со всеми своими страхами.

– А что вы все зовете меня Вуковудом? – неожиданно спросил он.

– Привыкла. На Степухе ведь о вас легенды ходят.

– Где, где?

– На Тамерлане, – поправилась девушка.

Одна бровь удивленно приподнялась – словно на то, чтобы поднять обе, у него не хватило сил:

– И какой же момент моей биографии показался обитателям Тамерланы столь легендарным?

– Ишь как скромно, – проговорила Варвара, присаживаясь на пол у его ног и дотягиваясь до второй кружки с чаем. – У вас что, вся жизнь состояла из таких пламенно-дымящихся эпизодов вроде шашлыка на шампуре? На Тамерлане рассказывали про то, как вы обуздывали Золотые ворота. А что, было еще что-то героическое?