Только теперь я открыла ридикюль и вытащила оттуда то, что обнаружила спрятанным в дальнем темном углу стенного шкафа в комнате Кэрри. Стоило ему прочесть название крысиного яда на пузырьке и увидеть пакет из-под пончиков, как его голубые глаза расширились, и он побелел. В пакете оставался всего один пончик. Лишь один. Слегка надкушенный. По его щекам покатились слезы, и теперь он уже неудержимо рыдал к меня на плече.
— О Господи… значит она посыпала пончики мышьяком, чтобы умереть той же смертью, что и Кори?
Я вырвалась от него и немного отступила назад, чувствуя себя совершенно обескровленной.
— Крис! Прочти письмо еще раз! Ты заметил, она написала, что сначала ей не верилось. А потом это — «теперь я верю». Почему же тогда она не верила, но поверила сейчас? Что-то произошло! Что-то произошло и заставило ее поверить, что наша мать была способна нас отравить!
Он недоуменно покачал головой. Слезы все текли у него из глаз.
— Но если все это время она знала, что еще могло случиться, чтобы убедить ее, ведь раньше она не верила, даже слыша наши разговоры, даже увидев, как погиб Мики!
— Что я могу тебе ответить? — закричала я в отчаянии. — Пончики были обильно посыпаны мышьяком! Пол отдал оставшийся на анализ. Кэрри их съела, зная, что это ее убьет. Неужели ты не понимаешь, что наша мать совершила очередное убийство?
— Кэрри еще жива! — громыхнул вдруг Крис. — Мы спасем ее! Мы не дадим ей умереть. Мы поговорим с ней, убедим, что надо держаться!
Я бросилась ему на шею, страшась, что уже слишком поздно, и со всеми силами души надеясь на обратное. Мы стояли в обнимку, общим страданием вновь превращенные в родителей, когда из палаты Кэрри вышел Пол. Суровое выражение его застывшего лица сказало мне все без слов.
— Крис, — спокойно произнес Пол, — как замечательно, что ты приехал. Жаль, обстоятельства столь прискорбны.
— Но ведь есть еще какая-то надежда? — воскликнул Крис.
— Надежда есть всегда. Мы делаем все, что в наших силах. Ты такой загорелый, прямо пышешь здоровьем. Иди скорее к сестренке и поделись с ней жизненной силой. Мы с Кэтрин чего только ей не говорили, чтобы заставить ее бороться и снова обрести волю к жизни. Но она сдалась. Алекс стоит на коленях у ее кровати и молится, чтобы она выжила, но Кэрри отвернулась и смотрит в окно. Думаю, она вряд ли осознает, что ей говорят и что с ней делают. Она уже так далеко, что не слышит нас.
Мы с Полом пошли вслед за Крисом, который вбежал в палату. Худая, как спичка, Кэрри лежала под несколькими тяжелыми одеялами, а ведь стояло лето. Казалось невозможным, что она так мгновенно постарела! Исчезла свежая, упругая, молодая округлость некогда румяных щек, а маленькое личико выглядело изможденным и осунувшимся. Ее глаза глубоко запали, из-за чего резко обозначились скулы. Она даже вроде бы стала еще меньше. Увидев ее состояние, Крис подавил крик. Он наклонился к ней, обнял и несколько раз позвал, гладя по волосам. К его ужасу сотни золотых прядей остались у него в руках.
— Боже милостивый, что же с ней сталось?
Когда он распутал волосы, обвившие его пальцы, я торопливо забрала их у него и аккуратно сложила в пластиковую коробочку. Статическое электричество притягивало их к пластмассовому дну и стенкам. Идиотская мысль, но я бы не смогла смотреть, как ее чудесные волосы сметают в кучу и выбрасывают. Это волосы блестели на подушках, покрывале, на белых кружевах ее пижамной куртки. Будто в оцепенении бесконечного кошмара я собирала их и тщательно укладывала в коробочку, а Алекс все молился и молился. Даже когда его знакомили с Крисом, он прервался лишь, чтобы коротко кивнуть.
— Пол! Что делается для спасения Кэрри?
— Все мыслимое и немыслимое, — ответил Пол тихим мягким голосом, каким разговаривают, когда смерть стоит у порога. — Бригада квалифицированных врачей работает двадцать четыре часа в сутки, чтобы ей помочь. Но ее красные кровяные тельца разрушаются быстрее, чем мы успеваем восстанавливать их количество переливанием.
Три дня и три ночи мы не отходили от постели Кэрри. Джори был у соседки. Все, кто любил ее, молились, чтобы она осталась в живых. Я позвонила Хенни и велела ей со всеми домашними и прихожанами ее церкви тоже молиться за нее. В ответ она отстучала на телефонной трубке свой сигнал: «Да! Да!»
Каждый день приносили цветы, заполнившие всю палату. Я не смотрела от кого они. Сидя рядом с Крисом или Полом, или между ними, я держала их за руки и беззвучно молилась. На Алекса я смотрела с неприязнью, полагая его во многом виноватым в том, что приключилось с Кэрри. Наконец я почувствовала, что не могу не задать ему главный вопрос. Улучив момент, я отвела его в уголок.
— Алекс, почему Кэрри решила умереть в самые счастливые дни своей жизни? Что она тебе сказала, и что ты ей сказал?
Убитый горем, он повернул ко мне растерянное, небритое лицо.
— Что я сказал? — переспросил он, моргая покрасневшими от недосыпания глазами.