Он откинулся назад на спинку безвкусного ярко-оранжевого пластикового кресла и достал серебряный портсигар со своей монограммой из бриллиантов. Вероятнее всего подарок от моей матери — это так на нее похоже. Он протянул портсигар мне. Я покачала головой. Он легким движением вытряхнул табачные крошки с одного конца сигареты и с помощью серебряной зажигалки раскурил другой. Все это время его темные глаза продолжали, прищурившись, держать меня под прицелом, и подобно мухе,» попавшейся в паутину, которую я сплела собственными руками, я приготовилась к нападению.
— В каждом своем письме вы пишете, что вам отчаянно нужен миллион долларов, — сказал он ровным, ничего не выражающим голосом, а затем выдохнул дым прямо мне в лицо.
Я закашлялась и помахала рукой перед собой, чтобы отогнать дым. Повсюду на стенах висели таблички «Не курить».
— Зачем вам миллион?
Я следила за дымом; он описал круг и вернулся опять ко мне, оплетая мою голову и шею.
— Послушайте, — сказала я, делая отчаянные усилия, чтобы вернуть себе самообладание, — вы знаете, что мой муж умер. Я в это время ждала от него ребенка и была завалена неоплаченными счетами, которые я и не могла оплатить. И даже теперь, когда я получила страховку и некоторую помощь от вас, я на мели. Моя балетная школа вся в долгах. Мне нужно содержать ребенка, покупать ему вещи, копить на его образование, а у вашей жены столько миллионов. Я подумала, она может пожертвовать хотя бы одним из них.
Он улыбнулся слабой и циничной улыбкой. Он пускал табачные кольца, а я опять увертывалась и кашляла.
— С чего бы такой умной женщине, как вы, взбрело в голову, что моя жена расщедрится настолько, чтобы одарить пусть даже одним даймом родственницу, которую она знать не желает?
— Спросите об этом у нее!
— Я уже спрашивал. Я сунул ей в лицо ваши письма и потребовал объяснений. Я десять раз спрашивал ее, кто вы такая и что вас с ней связывает. И каждый раз она говорит, что знает вас, только как балерину, которую она видела на сцене. На сей раз я хочу получить ответ от вас. — Чтобы не дать мне отвернуться или отвести глаза, он вытянул руку и крепко взял меня за подбородок, так что я не могла двинуть головой. — Кто вы такая, черт вас возьми? Что вас связывает с моей женой? С чего вы взяли, что она поддастся на ваш шантаж и раскошелится? И почему от ваших писем она убегает вверх по лестнице и достает фотоальбом, который всегда лежит у нее под замком в ящике стола или сейфе? Тот самый альбом, который она быстренько прячет и запирает на ключ при всяком моем приближении.
— Она брала альбом — голубой альбом с золотым орлом на кожаной обложке? — прошептала я, пораженная.
— Куда бы мы ни ехали, голубой альбом всегда с нами, в одном из ее чемоданов, который она запирает на ключ. Его темные глаза угрожающе сузились.
— Вы описали этот голубой с золотом альбом абсолютно точно, хотя он уже старый и весьма потрепанный. В то время, как моя жена рассматривает этот альбом с фотографиями, моя теща зачитывает до дыр свою Библию. Иногда я застаю свою жену в слезах над фотографиями из этого альбома; подозреваю, что это фотографии ее первого мужа.
Я тяжело вздохнула и закрыла глаза. Я не хотела знать, что она плачет!
— Скажите мне, Кэти. Кто вы такая?
Я чувствовала, что, если я не заговорю сейчас, неважно, о чем именно, он будет держать меня так за подбородок до скончания века, и поэтому, повинуясь какой-то глупой причине, я солгала:
— У вашей жены была сводная сестра — Генриетта Бич. Так вот, у Малькольма Фоксворта была с ней внебрачная связь, в результате которой родились трое детей. Я одна из них. Ваша жена мне наполовину тетка.
— Аа, — вздохнул он, освобождая мой подбородок и откидываясь назад в кресле, как будто удовлетворенный моим ответом. — Значит, у Малькольма была интрижка с Генриеттой Бич, которая родила ему трех внебрачных детей. Какая интересная новость!
Он смеялся надо мной.
— Вот уж не думал, что старина был так силен, особенно после сердечной болезни, сразившей его вскоре после первой свадьбы моей жены. Такая новость может вдохновить любого мужчину. — Затем он посерьезнел и внимательно посмотрел на меня. — Где же теперь ваша мать? Мне бы хотелось повидаться с ней и переговорить кое о чем.
— Она умерла, — сказала я, пряча руки под стол и держа пальцы скрещенными, как глупая суеверная девчонка. — Давным-давно умерла.
— Ясно. Мне все ясно. Трое юных незаконнорожденных детей Фоксворта мечтают получить свою долю наследства, шантажируя мою жену, так?