— Можно поцеловать тебя в твои настоящие губы? Это очень красивые губы.
Не дожидаясь разрешения, он нежно прижался ко мне губами. О, это трепетное чувство от столь нежного поцелуя! Почему не все мужчины знают, что это самый верный способ начать? Кому из женщин хочется, чтобы ее сразу съели живьем, задушили беспардонным языком? Во всяком случае не мне: я хочу, чтобы на мне играли, как на скрипке, от легкого пианиссимо в медленном темпе, переходящем через легато в крещендо. Я хотела, чтобы меня деликатно вели к высотам экстаза, которые могли покориться мне только при условии, что нужные слова звучат в нужный момент, а еще до того, как пошли в ход руки, прозвучат самые нежные поцелуи. Если накануне он лишь слегка попробовал меня, то сегодня он употребил все свое искусство. На этот раз он поднял меня до самых звезд, на высоту, где мы оба взорвались, обреченные на повторение опыта, а потом еще и еще.
Он был весь волосатый. Джулиан был, напротив, абсолютно гладок, за исключением одного кустика, который узкой полоской тянулся до пупка. И Джулиан никогда не целовал мои ноги, пахнущие розой после долгой ароматической ванны, которую я приняла перед тем, как натянуть на себя старую рабочую одежду. Барт поцеловал мой каждый пальчик, прежде чем передвинуться выше. Мне казалось, я чувствую на себе тяжелый, серый взгляд бабушкиных глаз, ее страстное желание отправить нас обоих в преисподнюю. Я выключила сознание, отгородилась от этого видения, отдалась своим чувствам и этому мужчине, который вел себя сейчас, как настоящий возлюбленный.
Но я знала, что он меня не любит. Он просто использует меня, как замену для своей жены, а когда она вернется, то я больше не увижу его. Я знала, знала это, и все же я продолжала брать и давать, пока мы не уснули друг у друга в объятиях.
Мне приснился сон. В серебряной музыкальной шкатулке, которую подарил мне отец, когда мне было шесть лет, сидел Джулиан. Он все вращался и вращался, всякий раз обращая свое лицо ко мне, а затем у него выросли усы, и это уже был не Джулиан, а Пол, который глядел очень грустно. Я быстро-быстро побежала, чтобы спасти его от смерти в этой музыкальной шкатулке, которая вдруг превратилась в гроб, а внутри его уже лежал Крис с сомкнутыми веками и скрещенными на груди руками… он был мертв, мертв. Крис!
Я проснулась и увидела, что Барт уже ушел, а моя подушка вся мокрая от слез. Мама, ну зачем ты все это начала, зачем? Крепко держа своего маленького сынишку за руку, я вывела его на улицу по дороге на работу. Где-то вдалеке я как будто слышала зовущий меня голос, а вместе с ним долетел и аромат старомодных роз. Пол, ну почему ты не едешь, чтобы спасти меня от меня самой, почему только мысленно зовешь меня?
Первая часть была сыграна. Часть вторая начнется тогда, когда моя мать узнает, что я ношу ребенка Барта, а еще есть бабушка, с нее тоже причитается и немало. Подняв глаза, я увидела, что горы самодовольно ухмыляются, устремляясь вверх. Я наконец ответила на их призыв. На их мучительный вопль о мести.
ПЕРЕТАСОВКА КАРТ
— Кэти, ведь ты говорила мне, что предосторожности не нужны!
— Они и не были нужны. Я хочу от тебя ребенка.
— Ты хочешь от меня ребенка? Что ты, черт возьми, себе думаешь, что я женюсь на тебе?
— Нет. У меня свой расчет. Я предполагала, что ты позабавишься со мной, а затем вернешься к своей жене и найдешь себе другую забаву. А у меня останется то, что я сама себе распланировала — твое дитя. Теперь я могу отваливать. Так что поцелуй меня, Барт, как еще одну из твоих маленьких интрижек.
Он разозлился. Мы сидели в моей гостиной, а за окном бушевала метель. Снег громоздился огромными сугробами высотой до самого окна, а я была у камина и вязала детскую кофточку, чтобы затем перейти к пинеткам. Я собиралась провязать две петли вместе, но тут Барт схватил мое вязание и отшвырнул его в сторону.
— Петли убегут! — закричала я в отчаянии.
— Какого черта ты собираешься со мной сделать, Кэти? Ты знаешь, что я не могу на тебе жениться! И я никогда не врал тебе и не обещал ничего. Ты играешь в какую-то игру. — Он задохнулся и зарылся лицом в ладони, потом опустил руки и взмолился: — Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной, и я тоже хочу ребенка от тебя. Какую же игру ты теперь затеяла?
— Обычную женскую игру. Единственную игру, играя в которую женщина может быть уверена в победе.
— Послушай, — сказал он, стараясь вновь обрести контроль над ситуацией, — объясни, что ты имеешь в виду, говори прямо. Из-за того, что вернулась моя жена, ничто не должно меняться между нами. У тебя всегда будет место в моей жизни.
— В твоей жизни? Не лучше ли сказать на обочине твоей жизни?
Первый раз в его голосе зазвучала покорность.