Лепестки на ветру

В самом начале одиннадцатого, воспользовавшись деревянным ключом, когда-то вырезанным Крисом, я незамеченной проскользнула в заднюю дверь Фоксворт Холла. Там уже находилось изрядное количество гостей, и все новые и новые приглашенные прибывали. Оркестр играл рождественский гимн, и его звуки доносились до меня. Эта музыка звучала столь сладостно, что я как будто перенеслась назад в свое детство. Только на сей раз я оказалась одна на вражеской территории без чьей-либо поддержки, и вот я тихонько кралась по задней лестнице, стараясь держаться в тени, готовая в любой момент быстро спрятаться. В одиночестве я прошла к большому центральному залу, остановилась возле кабинета, где мы с Крисом когда-то спрятались и смотрели на другой рождественский праздник. Я посмотрела вниз и увидела, что Барт Уинслоу стоит рядом со своей женой, она была одета в ярко-красную парчу. До меня доносились его сердечные приветствия, адресованные прибывающим гостям, с которыми он обменивался рукопожатиями и поцелуями, отлично исполняя роль радушного хозяина. Моя мать рядом с ним выглядела чем-то вторичным, казалось, она вовсе не нужна в этом огромном доме, который вскоре должен был стать ее собственностью.

Горестно улыбаясь про себя, я прокралась на ту сторону, где располагались великолепные покои моей матери. Я как будто путешествовала на машине времени! Вот это да! Этим детским возгласом я выразила свое восхищение, удивление, разочарование и досаду, хотя в моем лексиконе теперь были и более точные выражения. Сегодня я не чувствовала безысходности, только острое чувство справедливости. Что бы ни случилось, она сама себя на это обрекла. Вы только посмотрите, думала я, все та же роскошная кровать с лебедем и та же маленькая кроватка в ногах. Я огляделась и убедилась, что ничего не изменилось, кроме парчовых обоев: они были новые. Теперь это был не клубнично-розовый, а мягкий сливовый цвет. Тут был еще бронзовый манекен, чтобы хозяйский костюм всегда был наготове и не измялся. Это было новшество.

Я поспешила в гардеробную матери. Встав на колени, я открыла специальный ящичек внизу и нащупала крошечную кнопку, с помощью которой открывался кодовый замок. И — вы не поверите! — она по-прежнему использовала в качестве кода цифры своего дня рождения! Господи! Наивная душа!

В одно мгновение передо мной на полу оказался огромный бархатный поднос с драгоценностями, я могла позаимствовать изумруды и бриллианты, которые были на ней в тот рождественский вечер, когда мы с Крисом лицезрели Бартоломью Уинслоу. Как мы тогда любили ее и как неприязненно восприняли его! Мы все еще переживали смерть своего отца и не хотели, чтобы мама вторично выходила замуж, никогда.

Как во сне я надела изумрудные и бриллиантовые украшения, которые так гармонировали с моим зеленым платьем. Я посмотрелась в зеркало, чтобы убедиться, что я выгляжу в точности, как она тогда. Я была чуть помоложе, но выглядела действительно, как она. Не совсем, конечно, но почти, по крайней мере достаточно убедительно: ведь и два листа с одного дерева не могут быть абсолютно одинаковыми. Я убрала обратно поднос с драгоценностями, вставила на место ящик и вернула все на свои места. За исключением того, что несколько сотен тысяч долларов теперь красовались на мне. Время. Десять тридцать. Слишком рано. Я планировала свой грандиозный выход на двенадцать, как Золушка, только наоборот.

С величайшей осторожностью я прокралась вдоль длинных широких коридоров в северное крыло и обнаружила, что последняя дверь заперта на ключ. Мой деревянный ключ опять подошел. Но сердцу моему, казалось, стало тесно в груди. Оно билось чересчур быстро, чересчур сильно, чересчур громко, а пульс мой прыгал слишком взволнованно. Мне надо было сохранять спокойствие и самообладание, чтобы сделать все по плану и не дать запугать себя этому жуткому дому, который и так сделал все, что мог, чтобы погубить нас.

И вот я вступила в эту комнату с двумя двуспальными кроватями, вступила в свое детство. Золотистые стеганые шелковые покрывала были по-прежнему на кроватях, расправленные без единой морщинки. В углу, как и прежде, стоял десятидюймовый телевизор. Кукольный домик с его фарфоровыми обитателями и старинной мебелью, выполненной в масштабе, казалось, ждет, что руки Кэрри вновь наполнят его жизнью. По-прежнему здесь стояло и кресло-качалка, притащенное Крисом с чердака. Как будто само время остановилось, и мы по-прежнему обитали здесь!