Лепестки на ветру

Горячие потоки вырвались из него, и я с восторгом почувствовала, как они орошают мои внутренности, а потом — все было кончено, и он вышел из меня. Но я не достигла вершины, не слышала звона колокольчиков, не взорвалась изнутри, как он. Это было написано у него на лице: теперь оно было успокоенным, умиротворенным и светилось счастьем. Как мужчинам это легко дается! А мне хотелось еще. Я только что была в предвкушении праздничных фейерверков, и внезапно все кончилось. Все кончилось, лишь его сонные руки блуждали по долинам и пригоркам моего тела, а потом он заснул. Его нога придавила своей тяжестью мою. А я лежала, смотрела в потолок, и слезы стояли в моих глазах. Прощай, Кристофер Долл, ты наконец свободен.

Меня разбудил солнечный свет. Пол, опершись на локоть, мечтательно смотрел на меня.

— Ты такая молодая, такая красивая, такая желанная. Ты ведь ни о чем не жалеешь, правда? Надеюсь, тебе теперь не хочется, чтобы все было по-другому?

Я теснее прижалась к нему.

— Объясни, пожалуйста, одну вещь. Почему ты все время просил меня кончить? Он расхохотался.

— Кэтрин, любовь моя, — наконец смог выговорить он. — Я чуть не умер, пытаясь сдержаться, чтобы и ты достигла оргазма. А теперь ты смотришь на меня невинными голубыми глазами и спрашиваешь, что я имел в виду. Я думал, твои балетные партнеры все тебе объяснили. Только не говори, что ты ничего не читала об этом в книжках.

— Ну, у мамы в комоде лежала одна книга… Но я только смотрела фотографии. Текста я не читала. Правда, Крис читал, но он и ходил в ее спальню чаще, чем я.

Он прокашлялся.

— Я мог бы рассказать тебе, что я имел в виду, но лучше это показывать. Слушай, ты правда представления об этом не имеешь?

— Ну, конечно, имею, — ответила я, защищаясь. — Предполагается, что меня должны пронзить молнии, так что я остолбенею и потеряю сознание, потом я расщеплюсь на атомы и буду плавать в пространстве, а потом опять соберусь воедино, только эти атомы будут мельтешиться во мне, поэтому я вернусь в реальный мир с отблесками звезд в мечтательном взоре, такими же, какие были у тебя.

— Кэтрин, не вынуждай меня любить тебя слишком сильно.

Он казался серьезным, как будто в таком случае я нанесла бы ему глубокую рану.

— Я постараюсь любить тебя так, как ты этого хочешь.

— Сначала я побреюсь, — сказал он, отбрасывая покрывало и собираясь вставать. Я потянула его назад.

— Мне нравится, какой ты сейчас — темный и опасный.

Я с готовностью отдалась всем желаниям Пола. Мы тщательно скрывали наши свидания от Хенни. В выходные Хенни я стирала простыни, которые были точь-в-точь такие же, как испачканные нами, а те я прятала, выжидая удобного момента, чтобы постирать и их. Кэрри была совершенно ненаблюдательна, как существо из другого мира. Но когда дома бывал Крис, мы были вдвойне осторожны и даже не смотрели друг на друга, чтобы не выдать себя. Теперь я чувствовала себя чужой Крису, как будто я его предала.

Я не знала, долго ли будет продолжаться наше безумие. Я мечтала о неугасимой страсти, о вечном экстазе. Но в глубине души я догадывалась, что такой восторг не может длиться бесконечно. Я должна была скоро наскучить ему, ведь я была всего лишь ребенком, чей интеллектуальный уровень не соответствовал его, и он должен был вернуться к своим старым привычкам, к Тельме Меркель, например. Может Тельма Меркель была с ним на том конгрессе, правда, у меня хватало ума не спрашивать его о том, чем он занимался до меня. Я хотела давать ему все то, в чем ему отказывала Джулия, и давать с радостью, не выставляя счетов при расставании.

Но в моменты страсти я чувствовала себя такой боль-шой и великодушной, я торжествовала от бескорыстности наших отношений. И я думаю, что бабушка с ее разговорами о зле и грехе преувеличивала специально, потому что это было так опасно.

Для меня было очень важно, что подумает Крис. Я не хотела, чтобы Крис думал обо мне дурно. «Господи, пожалуйста, дай Крису узнать, почему я это делаю! Я люблю Пола, действительно люблю!»

После Дня Благодарения у Криса было несколько дней каникул, и когда мы все сидели в столовой, а Хенни суетилась рядом, Пол спросил нас, чего бы мы хотели на Рождество. Это должно было быть наше третье Рождество с Полом. В конце января я заканчивала школу, времени у меня было немного, потому что моей следующей станцией должен был быть Нью-Йорк.

Я ответила первой и сказала Полу, что я хочу на Рождество. Я хотела в Фоксворт Холл. Крис удивленно уставился на меня, а Кэрри начала плакать.

— Нет! — твердо заявил Крис. — Мы не будем бередить залеченные раны.

— Мои раны не залечены! — так же твердо ответила я. — И не будут залечены, пока не свершится правосудие!

ФОССВОРТ ХОЛЛ, ВИД СНАРУЖИ

Едва я это сказала, он закричал:

— Нет! Почему ты не оставишь прошлое в покое?