Лепестки на волнах

Беатрис, выглянув из окошка, крикнула:

– Хайме, поворачивай! Мы возвращаемся в Ла-Роману! – затем она обернулась к де Эспиносе и строго сказала: – Вам не стоило подвергать вашу жизнь такому риску. Если бы вы из-за своей слабости упали с Сарацина и свернули себе шею, чувство вины, что я послужила тому причиной, отягощало бы мою совесть до конца дней моих.

Де Эспиноса даже поперхнулся от удивления.

«Вот дерзкая девчонка!»

– Обещаю больше так не делать, сеньорита Сантана, – нарочито смиренно ответил он и тут же иронично добавил: – Если вы пообещаете больше не перечить мне и не пытаться избегать… своей судьбы.

«Моей судьбы… – сердце Беатрис замерло. Она вспомнила, чему ее учили, и те обрывки разговоров, которые ловил ее чуткий слух, и это вдруг наполнило ее неясным томлением: – Жена должна быть покорна мужу и его желаниям… И… каковы же будут его желания?»

Она встряхнула головой, отгоняя необычные ощущения, и в ее глазах сверкнул непочтительный задор:

– Боюсь, мне сложно дать такое обещание, но обещаю приложить к тому все усилия.

– Приложите, – уже серьезно сказал де Эспиноса, пристально глядя на нее. – И мы поладим.

Снаружи ржали лошади, Хайме, пытающийся развернуть карету на узкой дороге, отчаянно ругался с Джакобо. Внутри жекареты царило молчание: гранду Испании и дочери полунищего идальго еще предстояло осознать перемены, так внезапно произошедшие в их жизнях.

Санто-Доминго

Декабрь 1689.

Река Осама, очень широкая здесь, в самом устье, лениво несла свои мутные воды в Карибское море. Карета въехала на мост, соединяющий восточный берег Рио-Осама с западным, и Беатрис выглянула из окошка и посмотрела вперед, на Санто-Доминго, лежащий на противоположном берегу. Позади остались Ла-Романа, долгие лиги утомительного путешествия, и кто бы знал, что ждало ее впереди?

– Беатрис, посмотри, вон крепость Осама и Торре-дель-Оменахе, – отец махнул рукой влево, указывая на темную массивную башню за зубчатыми стенами. – Толщина стен непомерна, но проклятому еретику Дрейку удалось-таки взять крепость. А вон там Aлькaсap-дe-Koлoн, резиденция королевского наместника.

В другое время Беатрис непременно и с большим интересом принялась бы рассматривать и башни и дворец, но сейчас ее мысли были далеко, а сердце то замирало, то пускалось вскачь.

Отец, одетый в свой лучший камзол темно-серого бархата, также не мог скрыть волнения.

– Я не понимаю его, – сказал вдруг Сантана безо всякого перехода, но Беатрис прекрасно знала, кого отец имеет в виду. – Зачем ему понадобилось жениться на тебе? Да еще с такой скандальной поспешностью… У меня был очень неприятный разговор с отцом Игнасио…

Девушка только пожала плечами. Она и сама не понимала сеньора де Эспиносу.

…До самой Ла-Романы они не проронили больше ни слова: дон Мигель дремал, привалившись к стенке кареты, а Беатрис изучала лицо неожиданного посланного ей Провидением жениха, как будто видела его в первый раз.

Отец и сеньор Рамиро, оба не находящие себе места от беспокойства, встречали их в воротах. Последний, заметив Сарацина с пустым седлом, привязанного позади кареты, и вовсе пришел в ужас. Он не стал ждать, пока Хайме остановит лошадей, а, бросившись вперед, распахнул дверцу и при виде бледного лица своего пациента только всплеснул руками:

– Всеблагой Боже!

– Брось, Франциско. Я все еще жив, как видишь, – однако дон Мигель вынужден был опереться на руку врача, выходя из кареты.

Сеньор Сантана в свою очередь воззрился на Беатрис, точно на выходца с того света.

– Отец, это я.

– Я вижу, дочь. Итак, ты вернулась? – тихо спросил он. – И ты принимаешь предложение донаМигеля де Эспиносы?

Задавая этот вопрос, он кинул тревожный взгляд на будущего зятя, и Беатрис подумала, уж не опасается ли отец, что тот падет бездыханным или рассмеется и заявит, что им всем это показалось, или вовсе растворится в воздухе. Конечно, ничего такого не произошло, а дон Мигель обернулся и негромко, но твердо проговорил:

– Мы должны обсудить некоторые вопросы, сеньор Сантана. Я не хочу откладывать свадьбу.

…У Беатрис тоже состоялся весьма тяжелый, больше похожий на допрос с пристрастием разговор с отцом Игнасио. Священник появился в их доме в тот же день, к вечеру, и сначала долго беседовал с ее отцом и доном Мигелем, а потом взялся за нее. Точно спохватившись, он задавал самые откровенные вопросы, сверля Беатрис мрачно горящими глазами. Но ей нечего было скрывать, ведь святого отца больше интересовали вопросы плотского греха, и она отвечала спокойно и уверено, ни разу не дрогнув и не отведя взгляд. Отцу Игнасио пришлось оставить ее в покое, а когда они все собрались в гостиной, он лишь ядовито предположил, что их брак могут признать недействительным, поскольку гранду Испании нужно разрешение самого короля. Это встревожило Хуана Сантану, на что де Эспиноса невозмутимо ответил, что берется уладить и этот вопрос.