– А ты, что же? Наговорился уже? – удивилась тётя Аня. – Не поверю.
– Ты Анюта, очень правильно к нему подсела, – кивнул дядя Коля на Александра, – он, кажется, такая же язва, как и ты.
– Ты, Николай, береги печень, – посоветовала невозмутимая тётя Аня. – Что-нибудь одно делай – или водку пей, или злобствуй.
– Ты посмотри на неё, Женька, – дядя Коля решил привлечь Евгения в качестве секунданта, в его словесной дуэли с тётей Аней. – До десяти лет по-русски не говорила. И не поверишь. А теперь, ишь ты, выучилась.
– Как не выучишь, когда рядом такой балаболт живёт, – раскрыла секрет своего лингвистического успеха тётя Аня.
Евгений решил не ждать разгорания этой семейной перебранки. Он взял свободную рюмку, налил её и поставил перед тётей Аней. Глядя на эти манипуляции, дядю Колю хватил, то ли приступ астмы, то ли беззвучного смеха, сквозь который он еле сумел задать Евгению свой вопрос:
– Женька… ты чего… ей?! … Водки?! … Ты зачем ей водки налил? – Но взглянув на серьёзные лица тёти Ани и Александра, успокоился и повернулся к Евгению. – Ей нельзя, что ты. Она, вот на свадьбе, например, всего-то рюмочку пригубила, так у неё до сих пор голова гудит. А что, не слышишь разве?
– Да? А что за свадьба, кого обженили? – заинтересовался Евгений.
– Так я тебе про нашу свадьбу говорю. Мы женились, в 52-м.
Евгений отодвинул от тёти Ани налитую рюмку и сочувственно вздохнул. Потом он взглянул на непроницаемое лицо тёти Ани и с надеждой спросил:
– Может, тогда шампанского, тётя Ань?
– Да оставь ты её, – посоветовал дядя Коля.
– Анна Павловна, может, пива? – неожиданно поинтересовался Александр.
Тётя Аня удивлённо вскинула брови, повернулась к Александру и, как-то, я бы даже сказал, игриво, для неё, согласилась:
– Выпью.
– Евгений, принеси из холодильника, – попросил Александр.
– И бокал высокий, в буфете стоит, – добавила тётя Аня.
Евгений поднялся со стула и развернулся в сторону кухни, но его остановил строгий голос дяди Коли:
– Сиди, Женька! А у нас что, немцы победили? Ты только погляди на них, Женька. Расселись, раскомандовались оба, как фон-бароны какие, – но прочитав по глазам супруги, что в таком случае, скорее всего, придётся идти ему, громко крикнул: – Олюшка! Принеси моей пива! …Пиво-то она у меня любит, – признался дядя Коля Евгению, – бутылку может выпить одну… одна.
– Это сильно! – восхитился Евгений.
– И не говори, – подтвердил старик.
Я думаю, мне предоставляется удачный момент, чтобы сказать вам несколько слов о тёте Ане. То, что мне самому удалось узнать. Как она, поволжская немка, оказалась во Владимире.
Тётя Аня родилась в Марксштадте (бывший Екатериненштадт) в 1931году, в семье Пауля и Элизы Фогелей. Она была младшей из детей. Сестра Мария была старше её на семь лет, брат Александр на пять. Предки Фогелей жили в этом городе с начала его основания в конце 18-го века. Ну, как они жили? Наверное, как немцы они жили. Всё в городе – от вывесок до кличек дворовых собак – всё было немецким. Но свою жизнь в Марксштадте тётя Аня помнила плохо. Её детство закончилось в сентябре 1941года. По распоряжению Сталина немцы Поволжья выселялись в районы Северного Казахстана и Сибири.
В день, когда было объявлено о высылке, у Фогелей в гостях были сестра Элизы и её муж. Они заехали на денёк, повидаться, следуя из Москвы в Куйбышев, куда эвакуировали ведомство, в котором они служили. Сестра депортации не подлежала, по документам у неё была русская фамилия. Муж сестры был русским. Он предложил Фогелям взять младшую Анну с собой и вывезти её из города, как свою дочь. Конечно, для родителей Анны, несмотря на тяжесть предстоящего расставания с общей любимицей, это предложение казалось спасением Анны. Но маленькая Анна показала свой характер. Она заявила, что будет только с семьёй, что бы их ни ждало. Ни уговоры матери, ни строгий тон отца, не смогли её переубедить. Спокойно выслушав родителей, Анна ещё раз высказала своё решение остаться с семьёй. Плакали все, кроме маленькой Ани.