Лепестки розы

Андреева дед всё-таки убедил, и писатель доверил ему труд всей своей жизни – «Розу мира», которую он начал писать здесь во Владимире. Для того, чтобы выносить из тюрьмы то, что Андреев успевал написать, дед придумал следующее. Он начал приезжать в изолятор с папкой, набитой разнообразными медицинскими бумажками: рецептами, медицинскими картами, вырезками из медицинских журналов и тому подобным. Он небрежно бросал папку для досмотра, а потом очень аккуратно выставлял свой чемоданчик с инструментами. Естественно, тщательней рассматривали содержимое чемоданчика в поисках запрещённых предметов, а разбираться в бумагах желающих не находилось. Вот в этой папке дед свободно выносил черновики «Розы мира». А через некоторое время, он просто уговорил начальство тюрьмы не препятствовать работе Андреева. Когда начали освобождать политических, Андреева неожиданно перевели в Москву, и проститься им не удалось. А рукопись «Розы» дед попросил начальника тюрьмы передать жене Андреева. С тех пор Дмитрий Алексеевич о писателе ничего не слышал. И только прочитав, купленную Ольгой «Розу мира», он вдруг собрался разыскать его вдову. Он говорил Ольге, что должен ей что-то передать. Но так и не успел этого сделать. Год назад Дмитрий Алексеевич Амосов умер.

Ольга и Евгений остановились около одного из домов.

– Всё, я пришла, – Ольга положила руку на калитку, ведущую во двор.

Евгений понимал, что должен сказать какие-то слова, что Ольга ждёт эти слова, но он безмолвствовал. Как народ в поэме Пушкина, когда узнал, что Мария Годунова и сын её Фёдор отравили себя ядом. А что бы он сказал? Из тех многочисленных вариантов прощания, что были у него в заготовках, для таких случаев, ни один ему не нравился. Евгению не терпелось что-нибудь сказать, сказать от всей своей души. Но, в тоже время, то, что он хотел бы сказать Ольге, могло показаться ей странным. А Евгений, больше всего, в этот вечер, не хотел показаться Ольге странным. Тишину остановил голос из темноты:

– Наконец-то, появилась. Уждалась уже тебя, – женский голос был ровным, спокойным. Евгений уловил, как будто, прибалтийский акцент.

– Привет, тётя Аня, – откликнулась Ольга.

Тётя Аня подошла ближе:

– Ну что, проводили своего Михаила Васильевича на пенсию? Это не он тут с тобой?

– Нет, – засмеялась Ольга, – это Евгений, его мы будем провожать на пенсию чуть позже, лет через тридцать.

– Вот, держи, – протянула тётя Аня бумажку. – Телеграмма тебе из Москвы. Чего вдруг?

– Что там? – Ольга взяла телеграмму.

– Сейчас посветлю, – тётя Аня включила карманный фонарик. Но прежде, чем посветить на бумажку, она с головы до ног осветила и рассмотрела Евгения.

При свете фонарика Ольга вслух зачитала телеграмму: «Дорогая Ольга Николаевна, просим Вашего разрешения на встречу с Вами для выяснения некоторых исторических событий, связанных с участием в них Вашего деда Дмитрия Алексеевича Амосова. Заранее благодарим Вас за понимание. Наш сотрудник Рыжкова Татьяна Владимировна готова встретиться с Вами в ближайшее воскресение. Если Вас не затруднит, просим Вас связаться с нами по телефону №– . Дирекция Духовно – просветительского центра «Алконост».

– Ну, чего думаешь? – спросила тётя Аня.

– Завтра позвоню с работы.

– Звони. А мы пока всё подготовим к воскресенью. Надо встретить, как положено. – Тётя Аня ещё раз осветила Евгения. – Отпускай, Олюшка, своего провожалующего.

Тётя Аня всегда так говорила – переделывала слова, по своему усмотрению: «уждалась», «провожалующего», «посветлю». А вы-то, уж, наверное, подумали, что это мои огрехи? Да нет, дорогие мои, это она так выражалась, её слова. «Подолоконник», вместо «подоконник», «тукаменты», вместо «документы». И акцент, который Евгений определил как прибалтийский, был, на самом деле, немецким. Тётя Аня была настоящей поволжской немкой. О ней я расскажу чуть позже.

Евгений попрощался и побрёл до дому.

Врата Мадрита

Историю Ольгиного деда, Евгений рассказал Александру, пока они шли от остановки. Когда они свернули на какую-то совсем маленькую улицу, Александр обратил внимание, что Евгений повёл себя неуверенно. У Александра затеплилась надежда, что Евгений мог забыть адрес. Значит, можно будет вернуться домой на любимый диван, и читать всю ночь.

Евгений постоянно замедлял шаг, оглядывался, сделался серьёзным, что было ему несвойственно. Но вот, друзья подошли к одному из домов, и Евгений стал прежним.

– Ах, наконец, достигли мы ворот Мадрита, – торжественно продекламировал он.

– Точно этот дом?

Лицо Евгения опять покрылось сомнениями, как сыпью при ветрянке:

– Да вроде этот.

– Так этот или «вроде».

– Понимаешь, во-первых: дошли мы сюда с Ольгой – уже темно было, во-вторых: я же больше на Ольгу смотрел, а не на дорогу и, в-третьих: я же был не совсем трезв.

– Ну-у, столько причин – тогда конечно, где уж тут запомнить, – согласился Александр. – Только назвал ты их почему-то в обратном порядке. Во-первых – был нетрезв, а уж потом – темнота и девушка.

– Да этот, этот дом… вроде, – Евгений неуверенно подошёл к калитке. – Сейчас проверим.