Мы дружно навалились на дверь, холодильник со скрежетом отъехал, и мы с Семенычем буквально ввалились в процедурную. Прокурор с воплем прыгнул к нам, но Семеныч ловко набросил на него одеяло, выиграв несколько секунд. Пока больной освобождался, мы налетели на него с двух сторон, повалив на пол. Пыхтя и матерясь, я сумел зафиксировать его руку. Навалившись всем весом, Семеныч еле удерживал извивающееся тело. Тут подоспела Людочка со шприцем. Вены на напряженной руке пациента были вздуты и так, безо всякого жгута, так что попала она сразу, несмотря на непрекращающиеся крики о том, что всех нас ждет говно–доля. Еще секунд тридцать на введение препарата — крики стали все тише и невнятней, тело под нами обмякло, вскоре раздалось ровное сопение.
— Ну что, все? — настороженно спросил Семеныч.
— Ага…. Вроде… — в два приема, выдохнул я.
— Тогда давай считать раны и товарищей.
Товарищей у нас оказалось моментально — пруд пруди. Это всегда так — как психу руки вязать или тяжелого больного по лестнице на носилках на третий этаж нести — рядом никого, а вот издаля на бесплатное кино позырить…. Убедившись, что непосредственный опасности больше уже не представляет, за любопытными головами, торчавшими в дверях нашего отделения, быстренько проследовали и остальные части тела, и коридор отделения быстро стал напоминать птичий базар. Вновь прибывшим красочно живописались подробности произошедшего, с неизменно — назидательной фразой: «… вот что водка с людями делает!»
— Ну, хватит, — бесцеремонно прервал я очередной рассказ «а я…, а Антоновна…, а он…» — давайте лучше помогите — кивнул я на спящего прокурора. — Быстренько схватили бревнышко и понесли.
Облепив прокурора, как муравьи гусеницу, мы доволокли его — килограмм 95, не меньше! — до кровати и взгромоздили на нее. Я лично зафиксировал храпящего, как пьяный запорожец больного широкими длинными завязками, сшитыми как раз для таких целей. Чем хороши наши немецкие кровати? На них сбоку есть замечательные ручки–скобы, к которым не менее замечательно привязываются и ручки больных, типа нашего сегодняшнего. Еще одна завязка — на ноги, каждую ногу в отдельный узел, а затем длинные концы завязки между ног — к спинке кровати, чтобы шевелить ногами мог, а вот брыкаться, или себя поранить — нет. Ну, и еще одна завязка, для полной безопасности — под мышки и поперек груди, только чтобы не ограничить подвижность грудной клетки. Теперь точно не встанет. Варварство? А как же! Только это в меня штативом бросили. Та–ак, что там с холодильником? К нашей превеликой радости, холодильник при подключении весело загудел. От удара немного вмялась дверца, да когда мы дверь в процедурную открывали, эмаль на боковине немного содрали. Терпимо.
Ну, а с ранами что? Левый глаз стал хуже видеть, на лбу тоже какое–то болезненное образование, Семеныч критически рассматривал полуоторванный карман своего халата, на щеке у него алела довольно глубокая царапина. Между тем, на птичьем базаре раздался клекот орла. То бишь Бобра. Это кстати не кличка, это у него «фамилия такой».
— Что ж вы…, делаете…, …, не смотрите… за своими…! Он же… гад мне фонарь на крыше… расколотил!..! …!
— Виктор Сергеич, успокойся, дорогой, — ласково бубнил ему на ухо Семеныч. Ну, чего ты нервничаешь? Ну, разбил фонарь, ну найдете вы своих больных, чай не Мехико у нас. Ты ж и так все дома наперечет знаешь, а ездить вам все равно по трем адресам: к бабушке Петровой таблетки выписывать, к дедушке Арбузову промедол колоть, да (прошептал он на ухо Бобру) в ближайший лес Нинку–фельдшерицу трахать.
— Чего–о–о?
— Тс–с–с… Никому не скажем, даже мужу ее. Пошли, вон лучше, фонарь твой помянем. Дима, есть у тебя еще что–нибудь в твоей красивой бутылке?
— Ты как со мной не пил, Семеныч. — Мы уже разогнали всех любопытствующих, и разговаривали уже более свободно. — Нет ничего, но сейчас будет.
Семеныч поволок все еще пытающегося доказать что–то Бобра к себе в кабинет, а я присел к столу, и с тяжелым вздохом вытащил серую тетрадь с надписью «Учет 960 спирта». Считается, что его, спирта, у врачей — залейся, так что у нас чуть ли не краник специальный есть: открыл, напузырил огненной воды — и пей себе, сколько влезет. Семеныч рассказывал, что в раньшее время так оно почти и было: шоферы в канавы бензин сливали, чтобы километраж шел, любой врач мог морфин от зубной боли назначить, ну и спирт, конечно, тоже водился.