Лепила [СИ]

Но после трех суток дежурства, а особенно — последней ночи так хотелось свалить всю службу на плечи какого–нибудь многоопытного дядьку, со стажем лет в 15 — 20, а самому с наслаждением предаться безделью! В данном же случае мой отдых, скорее всего, будет, как выразился Семеныч «как у Лыски на веревке». Я спросил у парня, его звали Денис, где он проходил интернатуру. Оказалось, в областной больнице. Наркозы давал, трубу пихал, в реанимации дежурил, но: всегда с кем–то. А значит, в случае более–менее чего–то тяжелого должен будет, просто для поддержки штанов меня дернуть, чтобы я за спиной помаячил. Если же он такого не сделает, и все попробует разгрести сам — он самоуверенный бахвал, и рано или поздно залетит в дерьмо именно из–за излишний самоуверенности. Как это там выразился наш корифей, петрозаводский мастодонт Зильбер: «Если анестезиолог все умеет, а серьезной подготовки у него не было — значит, это дорого стоило его больным». Или что–то вроде, главное, что я тысячу раз с ним согласен. И не оттого, что у меня подготовка была, как раз наоборот.

Ошибаться ему все равно придется, и не раз. Особенно после 2–3 лет службы, когда кажется, что все ты умеешь, крутой донельзя, вот и начинаешь пальцы веером держать, дескать, мы — анестезиологи! Тут ты и получаешь ха–а–роший пинок под зад: не зазнавайся, не круче ты навозной кучи.

Денис, кстати, и сам честно признался, что немного робеет, «так что вы, если что поддержите?». Ну, значит, не будет все дзоты своей грудью закрывать, однако, будем надеяться, что и границу между паникерством и осторожность тоже соблюдет.

Рассказав ему об отделении, я познакомил его с дежурной сменой, показал больных — у толстяка уже вовсю бурчало в животе, скоро кишечник должен был полностью завестись, так что за него я был спокоен. Олег тоже стабилизировался, по крайней мере, давление держал уже сам, без дофамина, медленно доливались последние миллилитры перлинганита. Кстати, вел он себя, как–то странно, на все мои вопросы отвечал охотно, но после того, как я случайно упомянул Винта, как–то сразу замкнулся, начал цедить по слову, видно было, что о чем–то думает, а меня слушает в вполуха. А когда я чуть насел на него — стало ясно, что парень просто чего–то боится — монитор показал учащение сердцебиения безо всякого дофамина. «Ну его к монаху — решил я, — еще даст новый эпизод тахикардии, оно мне надо?» Но решил перед уходом зайти к Генриху Витольдовичу. Я договорился с Денисом, что мы будем дежурить по 2‑е суток через двое (бедный, бедный Трудовой кодекс!) — ему так оказалось удобнее, да и то еще — каждый день из города не наездишься, хоть и 50 километров, а все же время, потрясись–ка, в электричке. Личного же транспорта Денис пока еще не заимел.

— Ну, как смена? — поинтересовался у меня на коридоре, спешащий по каким–то хозяйственным делам главный.

— А что смена? Вникает в курс дела. Андрей Львович, там — я показал пальцем в трещину на потолке — что, больше никого не смогли найти? Все укатили в Новый Орлеан? Они что, не знают, что на районе надо работать одному? Ну, хоть чуть–чуть поопытнее дали бы человека.

— Дареному коню в зубы не смотрят. И, — народные мудрости сыпались из шефа, как из рога изобилие — лучше синица в руках, чем журавль в небе.

— Это, смотря, что синица у тебя в руке делает, — пробурчал я в спину шефу, и поскольку дежурство мое должно было закончиться больше часа назад, совсем уже было, засобирался домой, однако хлопнул себя ладонью по лбу и спустился на этаж ниже, к Витольдовичу.

Витольдович — это наш компьютерный томограф, аппарат УЗИ и прочее медицинское барахло стоимостью много тысяч долларов, которое, на мой взгляд, не стоит и пары оставшихся седых волос с его лобастой головы. У меня есть все основания так считать после случая с Кавалеровым, нашим местным бизнесменом, быстро, и, на удивление, практически некриминально разбогатевшим на продаже лисичек за рубеж.