Лепила [СИ]

Договорившись с какими–то знакомыми голландцами или немцами, он развернул мощную сеть по приему этих самых лисичек по всем окрестным деревням, где их было не то, что косой — сенокосилкой не перекосить. Чуть ли не волком вывшие от безденежья сельчане, натаскали ему вагон грибов, который и был отправлен за границу. Схарчившие необычный гриб немцы пришли в восторг, сказали «гут» — и дело пошло. На мой взгляд, иначе и быть не могло, поскольку шампиньоны, которые за границей одни за гриб и считаются — не более чем вареная резина. И завертелось дело у Кавалерова так, что через какое–то время он понял, что деньжата уже есть, положение — тоже, дом, в доме и так далее — пора и про досуг подумать. Слетав пару раз в Турцию и Испанию, ему захотелось совсем уж невообразимой экзотики, и начало его носить по саваннам и джунглям. После очередного такого вояжа, вернувшись к родным березам и подберезовикам, Кавалеров почувствовал себя не шибко хорошо, причем настолько нехорошо, что ему пришлось обратиться к нам. По–первости, вообще–то, он рванул в центр, понадеявшись на то, что американские президенты замолвят за него перед тамошними светилами. Однако, проболтавшись там с недельку по «навороченным» кабинетам, где ему ставили все болезни сразу и никакой — конкретно, он взвыл, а, поскольку шел грибной сезон, требовавший неустанного внимания и контроля — вернулся к нам, и залег в палату. Оттуда уже он раздавал по телефону указания всей своей грибной сети, периодически срываясь на джипе в отдаленные деревни, где ушлые мужики норовили понатыкать в шляпки боровиков мелких гвоздей — для веса.

А между тем, не смотря на наше лечение, лучше больному не становилось, весь он стал какой–то серо–желтый, кашель то и дело прерывал его речи по телефону, а картина в легких вообще не напоминало ничего знакомого. Мы, конечно, подозревали, что болячка эта как–то связана с разъездами Кавалерова по джунглям, вот только как? Малярию мы исключили быстро, его не трясло, да и анализы показали, что в крови нет малярийного плазмодия. Туберкулез? Рак? Какая–нибудь серо–буро–малиновая лихорадка? Мы тщетно ломали головы, как и спецы из мед центров, только им было проще — написал кучу диагнозов с вопросительными знаками и смотри себе невинными глазами на больного: вот, дескать, хотел ты диагнозов — на тебе диагнозов. С вас — N баксов. Нам же — хоть с диагнозом, хоть без оного, а надо было человека лечить. Тогда то и поднялся к нам, держа руки за спиной, вышедший из отпуска, Генрих Витольдович. Он зашел к нам в палату — одним из распоряжений начальства по лечению Кавалерова было указание о немедленном переводе столь ценного пациента в реанимацию, хотя в очень уж интенсивной терапии, он, собственно, не нуждался, — и присел на стул возле кровати «грибного человека». Тихонько поговорив с пациентом с глазу на глаз, о чем–то обстоятельно опросив, Витольдович вышел из палаты, и, протирая очки носовым платком, задумчиво этак спросил у меня:

— Как вы думаете, Дмитрий Олегович, какой вкус у королевского питона?

— Не знаю, — ошарашенно сказал я, — но во всех доступных источниках утверждают, что змея похожа вкусом на курицу.

— Вот …, а господин Кавалеров говорит, что вкус у него, питона, как у большой змеи.

— Лично я думаю, что у вашего пациента лингватулидоз, он же — пороцефаллез, — сухо закончил он фразу.

Нет, ну кто мог предположить, что погоня за экзотикой доведет Кавалерова до того, что он отважится захарчить кусок питона, причем в сыром виде. Сотрудники столичного центра по тропическим заболеваниям, как говорил потом Кавалеров «уронили челюсть до ширинки», когда мы прислали нашего субъекта с такой вот бякой. Изумило их не столько заболевание, оно–то, как раз им было известно, а после нашей «добровольческой» помощи в Анголе и Мозамбике — особенно хорошо, а то, что в каком–то захудалом районе смогли правильно поставить диагноз. Чем они уж там этого возбудителя травили, не знаю, но Кавалеров вернулся, хоть и похудевший, но цветом лица уже не напоминающий источник своего благосостояния — гриб–лисичку.

Из каких таких закромов памяти выудил Витольдович эту хворь, которой люди болеют исключительно при поедании сырого мяса змеи — для меня по сей день загадка. Когда же я спросил его об этом, Г. В. только грустно улыбнулся: