Лепила

– Не торопись. Слушай дальше. Значит, покушение на убийство в составе группы он уже заработал.

– Так, и?

– Я решил проверить его на причастность к другим происшествиям вокруг нашей темы. Пришлось еще поднажать.

– Надеюсь, ты не пытал его каленым железом? – Глупо, наверное, но прозвучало как шутка.

– Нет, до этого не дошло. Парень просто не выдержал, когда я повысил голос. Стрессоустойчивость слабая.

– И что?

– Сначала впал в истерику, начал кричать, даже заплакал. Ей-богу, смешно, такой детина и вдруг ревет. Но потом остыл немного и сознался, что кроме Факса на его совести еще один труп. Угадай – чей?

– Неужели Ключа?

– Его самого.

– Подожди, а почему «еще один»?

– А мы сказали ему, что Факс мертв, и причиной тому – он, Андрей Шокин. Так было нужно.

– Ну да. После первого трупа количество последующих уже не имеет значения. Главное – не сознаться в первом.

– Вот именно. Но он почему-то был уверен, что мы не врем. Говорит, лампа была слишком тяжелая. Даже если бы просто упала хакеру на голову, могла убить, а тут ее еще направили, да с приличной высоты.

– Та-ак. А кто же его послал на Ключа?

– А ты не догадываешься? Тот, кто знал, что Ключ в этот день должен освободиться из КПЗ.

– «Полковник»? Черт бы его побрал! Неужели…

– Нет, не он. Успокойся.

– Как же «успокойся», если все ниточки ведут к этому человеку. Не томи, выкладывай.

Коновалов снова включил чайник. Я сосредоточенно пытался выстроить версию и потому не следил за его движениями. Даже не заметил, как передо мной оказалась очередная чашка с божественным японским напитком.

– Пей и не ломай голову. Этот «полковник» – наш Гуру.

– Гуру?!

– Ничего странного. Дело в том, что амбал каким-то образом прознал о военном прошлом своего шефа и, будучи уверенным в его силе и храбрости, решил, что тот дослужился не меньше чем до полковника. Генералов, говорит, по телевизору показывают, а Артура Дмитриевича он там ни разу не видел. Значит, полковник. Вот такая логика. Хотел польстить шефу. Гуру не был против такого обращения, но – только в узком кругу. А амбал, видишь, раздухарился и стал «палить» его везде, где только можно. Да еще и сдал под конец.

Я облегченно вздохнул. В эту ночь нашли свои разгадки сразу две тайны – убийство Ключа и настоящее лицо «полковника». Была и еще одна, третья, – полковник Левашов вышел из-под моего подозрения. Я невольно вспомнил, как подозревал амбала в работе на контору (я действительно видел его там во время негласной проверки), опять же – «полковник». Что ж, я был близок к отгадке с той лишь принципиальной разницей, что звание принадлежало совсем другому человеку.

Да, по этому поводу не грех было и чашечку гекуро пропустить.

…Гуру сумел удержаться от мгновенной реакции на мой выпад. В противном случае он выдал бы свое неподдельное удивление. А этого делать никак нельзя. Человек в маске не должен выглядывать из-за нее ни при каких обстоятельствах, пока не кончится маскарад.

При слове «полковник» он словно вспыхнул внутренней фотографической вспышкой. Как будто хотел запечатлеть меня именно в этот момент, чтобы потом, на досуге, спокойно изучить на предмет осведомленности. Думаю, это ему вполне по силам. Меня в этом случае выдали бы глаза – в них отразился бы мой посыл. А имея возможность разглядеть этот посыл, можно легко определить, притворяюсь я или на самом деле что-то знаю.

Но я-то знал, что бью в самую точку. Называя условный пароль подельников, я открывал свои карты. Становится понятно, что эту наколку дал мне именно амбал (никто другой так Гуру не называл), а также что амбал в настоящее время находится не в самой лучшей своей форме, потому что вынужден проболтаться. Скорее всего – под серьезным давлением оперативников. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: Андрей задержан и дает показания. Совсем скоро он сознается в своих преступлениях и выдаст того, кто заставил его их совершить.

Именно для того, чтобы Гуру прошел по этой цепочке, я и назвал его «полковником». Это был мой сигнал к тому, что пролог нашей драмы закончился, действие начинает двигаться к кульминации.

Глава 27

Как бы то ни было, а ненависть к таким, как Саймон, я испытывал самую настоящую. Не политически правильную, обусловленную международной обстановкой, не показную, а простую человеческую.

Если человек преступает юридический закон, это плохо, за этим обязательно должно следовать наказание – суд, тюремный срок, исправительные работы. Но каким должно быть наказание в случае, когда злоумышленник преступает законы человеческого бытия, те самые, что начертаны на скрижалях, данных нам, как завет для земной жизни? Что делать с таким преступником?

На мой взгляд, он не достоин жить среди себе подобных. Куда его в этом случае деть – это дело техники. Можно сослать на необитаемый остров, можно спрятать в глубокую шахту, можно, как было во все времена, – лишить жизни. Гуманно ли это? Не знаю. Уверен в одном: общество должно избавиться от такого выродка.