Лепрозорий (СИ)

Волки терпеливо ждали, когда в ловушку угодит маршал, дикая гарпия. Прохаживались бессмысленными дозорами от единственного выхода — расщелины шириной в пять лошадей — до гейзера, и обратно. Стреноженные кони стояли возле крутого обрыва каньона прямо под Химари, тихо ржали, били копытами щербатую землю и толкались. Один из волков прикрикнул на молодую рыжую кошку в грязном фартуке, и, отвесив поклон, она побежала успокаивать животных. Юная кошка вилась возле лошадей, поглаживая их по лоснящимся шеям, утешала, словно извиняясь за неудобства. И кони ее слушали, бодали носами, пожевывали мягкие уши, позволяли тянуть себя, и даже не проронили ни звука, когда она крепко подвязала их за поводья к столбу.

Конюхи, кухарки, куртизанки — завидные профессии для горделивых кошек, ничего не скажешь. Но они словно привыкли к этому, приспособились, смирились, сломались. Или сделали вид. Но даже на войне в госпиталях Химари не видела таких потухших безрадостных взглядов. Тогда все верили в свою принцессу, смотрели на нее с горящими глазами, растягивали губы в радушном оскале, а «Принцесса» за спиной звучало с трепетом и любовью. Пошли бы они за ней сейчас? Шепот за спиной был полон удивления, горечи и надежды. Они ждали от нее того, что ей было уже не под силу. Старые кошки не воюют, старые кошки растягиваются на подстилке у камина и мурчат. Старые кошки спят, мечтая о смерти. А Ева ждала свою фурию, мечтая о спасении. Старые кошки не бросают котят умирать.

***

Люция неторопливо пробиралась сквозь лагерь с взведенным арбалетом. Она недоверчиво косилась на каждую кошку, металась из стороны в сторону и словно не верила, что они не станут нападать.

Химари метнула ей под ноги иглу, и тогда их глаза, наконец, встретились. Люция со всех ног бросилась к кошке, прижав к груди арбалет. Химари ждала бескрылую, ждала команды к бою, отмашки, разрешения. И было так странно на душе, неловко, но приятно. Впервые кошке захотелось получить приказ от этой безумной сумасбродной девчонки, как все ее кликали, и выполнить его. Люция поднялась и на четвереньках подползла к самому краю каньона-колодца. Осмотрела все, едва задержавшись на клетке с Евой.

Кошка ждала, благодарно смотря на то, как волчьи слуги готовят поздний ужин, терпкий аромат которого скрывал присутствие маршала более чем полностью.

— Волки не спали прошлую ночь и весь этот день, они устали — самое время для нападения. Приходил Инпу, подбодрил воинов, и остался — возится с бумажками в шатре возле клетки, — Химари указала рукой на ярко-алый шатер, охраняемый двумя крупными стражами.

— Перья императрицы, паутина провидицы, — Люция словно и не слушала ее. Закатала рукав куртки по локоть, дернула запястьем, заставляя шнурок, Евин подарок, провернуться. — Идем, — заключила она, вставая.

Не успела кошка хоть что-то ответить, как бескрылая стала спускаться к лагерю.

— Куда?! — опешила Химари, не веря своим ушам.

— В ангельский град, — терпеливо ответила Люция, разряжая арбалет и пряча болт в колчан.

— Но Ева?! — дрожащим голосом прошептала кошка.

Люция молча защелкнула арбалет в крепления на спине.

— Моя жизнь важнее для этой империи, — и стала спускаться.

— Она любит тебя. Действительно любит. Она ждет там, в этой чертовой клетке! Ждет, что ты придешь и спасешь ее! — кошка не верила, это казалось чудовищной шуткой, не могло быть правдой. Она отказывалась верить.

— Пусть ждет. Я достойно ее похороню. В кристальных часах, никак не меньше. Но — после! Черви даже не успеют съесть ее сердце, — и даже голос не дрогнул. Она обошла тигра и спрыгнула на траву.

Химари опешила. Да за один такой шанс двадцать чертовых лет назад она готова была продать душу и тело Самсавеилу до скончания времен! Позволь ей судьбы спасти драгоценных волчат пару веков назад, она была бы готова на все. Ее душили слезы — от ярости, от горя.

А Люция словно даже не понимала, не хотела понимать.

— Идем, у нас много дел.

Кошку трусило, кожа горела. Слезы сами хлынули, как ни пыталась она их сдержать. Все тело налилось текучей энергией Самсавеила, обжигающей, невыносимой. Химари швырнула в Люцию камень, и тот, многократно усиленный, просвистел возле щеки бескрылой, рассекая ее.

— Гори оно синим пламенем! — взревела кошка. — Пошла ты к чертовой матери, бессердечная эгоистичная дрянь! Ты не достойна зваться Люциферой, несущей свет. Ты — чудовище, — орала кошка, совсем не боясь, что волки ее услышат.

Но Люция даже не повернулась, и тогда, утерев слезы со щек, кошка перемахнула через край колодца, попав вместо бескрылой в волчью ловушку.

***

— Боже! Все возможно тебе. Пронеси чашу сию мимо меня. Но не чего я хочу, а чего — ты, — шептала Ева дрожащим голосом, молясь на коленях в железной клетке. Она перебирала пальцами паутину, наматывая ее в клубок, виток за витком.

Ей не хотелось смотреть на волков, они скалились ей и смеялись. Не хотелось думать о спасении — она в него больше не верила. Молилась, но от страха мучительной смерти. Ева чувствовала себя виноватой — из-за нее убили Химари. Люция точно будет зла и, возможно, бросит ее умирать. Заслужила!