Лепрозорий

Сколько было споров и ненужных слов, призванных раздраконить друг друга, похлеще уколоть, заставить встрепенуться и всерьез захотеть чужой крови и боли. Они наивно думали, что обманывают своих воспитателей, сбегая из казарм посреди ночи. Считали, что их крики и вопли не слышны. Полагали, что хмурые врачи в госпитале верили сказкам про упавших с кроватей детей. Но все Магистры прекрасно понимали, откуда берутся порезы, рваные раны, сотрясения и переломы. Они не смотрели сквозь пальцы — они именно этого и ждали от будущих ангелов и охотниц. И сами забывали мечи в столовой, сами оставляли на полигоне аптечки с бинтами и перекисью, а когда дети перегибали палку — просто разгоняли их, как строгие учителя. И ждали, что на рассвете те соберутся снова, чтобы выцарапать друг другу глаза и похвастаться новым украденным оружием.

Сейчас этот полигон был пуст, и Люция даже помрачнела. Их поколение — прыткое, ловкое, хитрое, озлобленное, сильное — уходило в прошлое. После войны детей больше так не воспитывали.

Они прошли весь полигон и свернули, не дойдя до выхода. Люция нырнула в щель между камнями, усмехнулась, вспоминая, как детьми они толпой забивались в туннель и бежали в казармы. О, как же громко кричали им вслед! Проклинали, обещали устроить взбучку, вот только догнать чертят не могли — для взрослых ангелов туннели были узковаты.

Люция знала каждый поворот на ощупь. Выйти можно было как в казармы, так и к столовой. Еву нужно было спрятать, и Люция выбрала второй путь, ей еще предстояло спускаться в тюрьму. Дорогу она помнила — они часто бегали подразнить заключенных, сомнений быть не могло — Химари с самого начала отправили туда по ее же приказу. Вся тюрьма была для одной лишь кошки, других узников перевели, чтобы исключить любую возможность побега. Люция свернула на первой развилке налево.

Как ни боялась Ева, но никто не напал на нее сзади и не задушил в темноте. Люции дорогу освещал необычный фонарь — лиловый, в изящной стеклянной коробочке и с кованым кольцом в виде крыльев. Мерур все твердил, что мечтает о таких же, но баловать себя дорогими лампами не рискнул, а тут они висели на каждом углу. Люция медленно кралась по коридору, вслушиваясь в шорохи. Дважды им пришлось столкнуться с дежурными сторожами, крылатые заменяли охотниц, и от этого фурии было гораздо проще с ними управиться. По крайней мере, Люция работала быстро — стреляла и оттаскивала трупы в темные углы.

Паучонок утерла нос рукавом большой, на вырост, куртки — Люция купила у конюха вместе с лошадью и сапожками. Обувь была впору, в куртке хотя бы тепло, а сама лошадь, вываренная в колбасу, хранилась в мешке на плече Люции. Еве было больно вспоминать об этом. Люцифера бросила ее у нодьи, а сама ушла. А когда вернулась, Ева устала рыдать и давно уснула. На утро ее ждали вещи и ультиматум – либо она едет верхом, либо остается в лесу одна. Ева бормотала, что передвигаться на лошадях не этично, но прекрасно понимала, что выбора у нее просто нет.

За неделю в дороге руки и ноги паучихи высохли и окрепли – их снова покрывал черный прочный панцирь. Но страх, что Люция действительно может бросить ее – окончательно поселился в душе.

Люция остановилась, когда узкий туннель, по которому они шли, закончился просторной залой с множеством ходов. Единственная дверь слева от узла дорог была украшена старыми потрескавшимися колоннами из дерева с вырезанными изображениями крылатых. Ева остановилась, чтобы разглядеть их, но Люция распахнула дверь и за плечо затянула паучонка внутрь.

Кристальная лампа осветила неуютное помещение с деревянной мебелью. Можно было различить стойку у стены, покрытую толстым слоем жирной пыли, ряды столов и стульев.

— Останешься здесь, — Люция кивнула Еве на стол в дальнем углу. И девочка молча пошла туда, осматриваясь в пахнущей старостью и ветхостью столовой.

По стенам были стенды для мечей — деревянные горизонтальные палки с выщербленными выемками под рукояти. Ева провела по одному из них рукой и почувствовала пальцами бугры неухоженной древесины. Больше ничего интересного не было. Только пустые лампы под потолком, пыльные столы, грязные, как будто мохнатые, плиты пола.

Люция захлопнула дверь и ушла, не сказав больше ни слова.